Между этой печальной пустыней и бором, окружавшим Западное крыло, уступами поднималось до высоты почти в две сотни футов безрадостное плато – неровное плоскогорье, образованное иззелена-черными скалами, изломанными, ободранными и пустыми. За его-то холодными кручами и струилась река, огибая подножье Горы и питая болота, в которых гнездились дикие птицы.
Из окошка Фуксии различались три коротких речных излуки. В этот день срединная и та, что лежала от нее справа, чернели, отражая Гору, а третья, видневшаяся далеко к западу от скалистого плато, представлялась мутно-белой полоской, не отблескивавшей, не искрившейся, но покоившейся, отражая матовое небо, тяжело и безжизненно, как рука мертвеца.
Фуксия резко отвернулась от окна, захлопнула за собой дверь и полетела по лестницам вниз, поскользнувшись и едва не упав на последней перед тем, как пронизать лабиринт коридоров и, задыхаясь, выскочить под зябкий солнечный свет.
Глотнув холодного воздуха, она задохнулась и с такой силой прижала один к другому стиснутые кулачки, что ногти впились в ладони. И тронулась в путь. Она шла уже около часу, когда услышала сзади шаги и, обернувшись, увидела Стирпайка. С той ночи у Прюнскваллоров она редко видала его и ни разу так ясно, как нынче, когда он приближался к ней, прорезая наготу осени. Обнаружив, что Фуксия глядит на него, он остановился и крикнул:
– Леди Фуксия! Могу ли я к вам присоединиться?
За спиной его она увидела нечто, показавшееся ей, по контрасту с этим чужим, непостижимым человеком, близким и подлинным. Нечто понятное, такое, без чего она не смогла бы обойтись, да и прожить тоже, ибо оно было частью ее души, ее тела, частью, на которую она глядела сейчас, которая так знакомо рисовалась на фоне небес. Горменгаст. Длинные, зазубристые очертания ее дома. Сейчас он был лишь фоном для Стирпайка. Ширмой с изображением испещренных окнами башен и стен. Юноша стоял перед нею незваным гостем, столь проворно и прочно навязавшим себя ее миру, и голова его возносилась над самой высокой из башен.
– Чего тебе? – спросила она.
Ветер, прилетевший от Извитого Леса, увлек за собой подол ее платья, и оно плотно обвило девочку справа, выставив напоказ крепость ее юного стана и бедер.
– Леди Фуксия! – перекрикивая усиливающийся ветер, отозвался Стирпайк. – Я объясню! – Сделав несколько шагов, он приблизился к каменистому откосу, на котором стояла Фуксия. – Я хотел бы, чтобы вы рассказали мне об этих местах – о болотах, о Горе Горменгаст. Мне о них никто еще не рассказывал. Вы знаете эти места, вы их понимаете (он набрал побольше воздуху в грудь), а я, хоть и люблю их, остаюсь совершенным невеждой. – Стирпайк уже подошел к ней почти вплотную. – Нельзя ли мне время от времени сопровождать вас в ваших прогулках? Вы согласны обдумать эту просьбу? – Фуксия чуть отодвинулась в сторону. – И если согласны, не могу ли я теперь проводить вас до дому?
– Ты не с этой просьбой меня догонял, – медленно произнесла Фуксия. Ее начинало трясти на холодном ветру.
– О нет, с этой, – заверил ее Стирпайк, – только об этом я и хотел вас просить. И чтобы вы рассказали мне все о Природе.
– Я ничего не смыслю в Природе, – сказала Фуксия, сходя по каменистому склону. – Я ее не понимаю. Только гляжу на нее. Кто тебе сказал, будто я ее знаю? Чья это выдумка?
– Ничья, – ответил Стирпайк. – Мне казалось, вы должны знать и понимать то, что так любите. Я часто видел, как вы возвращаетесь в замок нагруженной вашими находками. А кроме того, вы и выглядите, как человек понимающий.
– Я? – удивилась Фуксия. – Ничего подобного. Я вообще ни в чем мудреном не разбираюсь.
– Ваше знание интуитивно, – сказал юноша. – Книжная ученость и все такое вам не нужны. Вам довольно взглянуть на вещь, чтобы узнать ее. Ветер усиливается, ваша светлость, становится все холоднее. Нам лучше вернуться.
Стирпайк поднял высокий воротник своей накидки и, заручившись разрешением Фуксии проводить ее до замка, начал спускаться вместе с нею по серым скалам. Они не прошли и половины спуска, как хлынул дождь и осеннее солнце скрылось в быстро летящих, разодранных в клочья тучах.
– Ступайте осторожнее, леди Фуксия, – неожиданно посоветовал Стирпайк, и Фуксия остановилась, чтобы оглянуться на него через плечо – так, словно успела забыть о его присутствии. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут по скалам прокатился, рокоча, прилетевший издали гром, и Фуксия подняла лицо к небу. Черная туча приближалась к ним и из набрякшей массы ее сплошной темной стеной валила вода.
Скоро ливень накрыл их, и мысли Фуксии метнулись, проскочив несколько лет, вспять, к одному вечеру, в который ее, как сегодня, застала врасплох гроза. В тот раз она вышла с матерью на одну из нечастых прогулок, в которые Графиня по каким-то ведомым только ей причинам вдруг решала взять с собою дочь. Редкие эти походы были всегда безмолвными, Фуксия отчетливо помнила снедавшее ее желание освободиться от двигавшейся рядом с ней и над ней провожатой, но помнила и зависть к своей огромной матери, когда та издавала долгий, пронзительный, мелодичный свист, и птицы слетались, садясь ей на голову, плечи и руки. Отчетливее же всего запомнила Фуксия, как в тот день, когда над ними разразилась гроза, мать, не повернув к замку, продолжала идти вперед, прямо к наслоениям темных скал, по которым она спускалась теперь со Стирпайком. Мать свернула в неровную узкую лощину и скрылась за высокой, отломившейся от скал плитой, стоявшей, приникнув к каменной стене. Фуксия побежала следом. Она ожидала увидеть мать, укрывшуюся от ливня между каменным отвесом и плитой, но к удивлению своему обнаружила перед собой вход в пещеру. Заглянула вовнутрь, там, в промозглой тьме грота, прямо на земле сидела, прислонясь к наклонной стене, мать, неподвижная, безмолвная, огромная.
Сидя в гроте, они дожидались, когда гроза устанет от собственной ярости и с неба, точно слезы раскаяния, посыплется реденький дождик. Они так и не обменялись тогда ни единым словом, и теперь, вспомнив о гроте, Фуксия ощутила, как все ее тело пронизала дрожь. Тем не менее она сказала Стирпайку:
– Если хочешь, иди за мной. Тут есть пещера.
Дождь уже сек откосы, и Фуксия полетела по скользким серым камням. Стирпайк бежал следом, стараясь не отставать.
В самом начале короткого, крутого спуска девочка на миг обернулась, чтобы взглянуть, не отстал ли он, и внезапно нога ее соскользнула с мокрой поверхности наклонной скалы, и Фуксия грохнулась оземь, ударясь о камень скулой, плечом и голенью с силой, которая на миг оглушила ее. Но только на миг. Она попыталась подняться и почувствовала, как по щеке растекается боль, и тут же рядом с ней оказался Стирпайк. Когда она упала, их разделяло ярдов двенадцать, но юноша успел змеей проскользнуть между скал и почти мгновенно опустился близ нее на колени. Рана на лице, как он сразу увидел, была лишь царапиной. Тонкими пальцами он ощупал плечо и голень Фуксии – все цело. Он снял накидку, накрыл девочку и глянул вниз по лощине. Дождь, заливавший ему лицо, лупил по скалам. У подножья крутого спуска Стирпайк различил сквозь потоки воды неясные очертания огромного, подпирающего стену лощины камня, и понял, что к нему-то Фуксия, скорее всего, и бежала, поскольку футах в сорока от него лощину перекрывал высокий, неприступный гранитный отвес.
