Лили приняла его сочувствие с вялой благодарностью, побуждая, поскольку сама она оказалась плохой компанией, присоединиться к тем, кто после ланча уже садился в автомобили, направляясь к Ван Осбургам в Пикскил. Мистер Грайс был растроган ее бескорыстием и, дабы избежать пугающего безделья пополудни, последовал совету, отбыв в скорби под пыльником и защитными очками. Когда авто исчезло с глаз, она улыбнулась сходству Грайса с озадаченным жуком. Селден наблюдал за ее маневрами с ленивым удовольствием. Она никак не ответила на его предложение провести остаток дня вместе, но, по мере того как ее планы раскрывались, он все больше понимал, что включен в них. Дом опустел, и, услышав ее шаги на дальней лестнице, он последовал за ней в бильярдную.
На Лили была шляпка и прогулочное платье, псы ластились к ее ногам.
— Я подумала все-таки, что свежий воздух может пойти мне на пользу, — объяснила она, и он согласился, что подобное лекарство стоит опробовать.
Экскурсия должна была занять их друзей часа на четыре, Лили и Селден располагали остатком дня, и чувство праздности и безопасности придали последний легкий штрих ее настроению. Так много времени для разговоров, и никакой определенной темы, — у нее есть возможность испытать редкостное наслаждение причудами ума.
Она чувствовала себя свободной от всяких задних мыслей, поэтому отреагировала на его обвинение негодующе.
— Я не понимаю, — сказала она, — почему вы всегда подозреваете меня в умысле?
— Мне показалось, что вы сами признавались в этом. Вы сказали мне на днях, что должны быть последовательной: если человек делает что-либо, лучше быть прилежным.
— Если вы признаете, что девушка, о которой некому подумать, обязана думать о себе сама, то я готова принять обвинение. Но вы, вероятно, полагаете, что я ужасный человек, никогда не уступающий импульсам.
— Ах, да ничуть, разве я не сказал вам, что ваш гений состоит в преобразовании импульсов в намерения?
— Мой гений? — отозвалась она эхом с внезапной ноткой усталости. — Есть ли более надежное испытание на гениальность, чем успех? А я определенно не преуспела.
Селден сдвинул шляпу со лба и косо взглянул на нее:
— Успех — что такое успех? Мне было бы интересно услышать ваше определение.
— Успех? — Она задумалась. — Взять от жизни все, что можно, я полагаю. Хотя это относительно, в конце концов. Разве вы так не думаете?
— Я так думаю? Господи упаси! — Он опустился на скамью с неожиданной энергией, опершись локтями на колени и глядя на тучные поля. — Мое понимание успеха, — сказал он, — это свобода личности.
— Свобода? Свобода от забот?
— От всего: от денег, нищеты, от удобств и тревог, всякой материальности. Жить в республике духа — вот что я называю успехом.
Она склонилась к нему в ответном порыве:
— Я знаю, я знаю… Как странно, но именно это я чувствую сегодня.
Он взглянул на нее с затаенной нежностью.
— Это чувство — редкость для вас? — спросил он.
Она зарделась под его взглядом:
— Вы полагаете, что я ужасно корыстна, так? Но, возможно, это потому, что у меня никогда не было выбора. Или, другими словами, никто не рассказывал мне о республике духа.
— Но никто и не может рассказать. Это страна, путь в которую каждый должен отыскать сам.
— Но я никогда бы не нашла дороги туда, если бы вы не были моим проводником.
— Ах, там стоят указатели, но надо уметь их читать.
— Ну да, я знала, знала! — воскликнула она, светясь воодушевлением. — Каждый раз, когда вижу вас, я читаю язык знаков — и вчера вечером за ужином мне открылась тропка в вашу республику.
Селден все еще смотрел на нее, но уже по-другому. До сих пор он находил в ее присутствии и в ее речах эстетическое развлечение, которое рефлексивный человек склонен искать в эпизодическом общении с хорошенькими женщинами. Его отношение к ней было отношением восхищенного наблюдателя, и ему было почти жаль обнаружить в ней эмоциональную слабость, которая могла бы помешать осуществлению ее целей. Но теперь малейший намек на слабость стал самым интересным ее свойством. Этим утром она предстала перед ним в легком беспорядке; ее лицо побледнело и изменилось, но то, что она чуть подурнела, придало ей трогательное очарование. «Именно так она выглядит, когда она одна!» — была его первая мысль; и вторая: как она изменилась, когда появился он. Это был опасный момент в их отношениях, ведь теперь ее симпатия к нему была очевидной и несомненной. Под каким бы углом он ни рассматривал их расцветающую близость, он не мог воспринять это сближение как часть ее жизненных планов; но оказаться непредвиденным элементом в карьере, столь точно рассчитанной, — такой поворот мог взволновать даже человека, отказавшегося от чувственных опытов.
— Что ж, — сказал он, — вы хотите увидеть больше, стать одной из нас?
Говоря так, он вытащил сигареты, а она потянула руку к портсигару:
— О, дайте мне одну, я не курила целую вечность.
— Что за неуместное воздержание? В Белломонте курят все.
— Да, но это неприлично для jeune fille à marier;
[9]
а в настоящий момент я — jeune fille à marier.
— Ах, тогда я боюсь, что вас не пустят в республику.
— Почему нет? Это — орден для безбрачных?
— Отнюдь нет, хотя обязан сказать вам, что там не так много женатых людей. Но вы выйдете замуж за очень богатого, а богатым трудно войти туда, как и в Царство Небесное.
— Это несправедливо! Насколько я понимаю, одно из условий гражданства состоит в том, чтобы не думать слишком много о деньгах, а единственный способ не думать о деньгах — иметь их много.
— Вы могли бы также сказать, мол, единственный способ не думать о воздухе состоит в том, чтобы располагать достаточным количеством его для дыхания. Что вполне верно в некотором смысле; но это ваши легкие думают о воздухе, если вы отвлеклись от мысли о нем. И также с вашими богачами: они, возможно, не думают о деньгах, но зато все время их вдыхают; уведите их в другой мир и наблюдайте, как они корчатся и задыхаются!
Лили сидела, рассеянно глядя на синие кольца дыма от сигареты.
— Мне кажется, — сказала она, помедлив, — что вы проводите слишком много времени в обществе, которое не одобряете.
Селден встретил выпад равнодушно:
— Да, но я попытался остаться земноводным: это возможно, пока легкие могут работать в другом мире. Настоящая алхимия состоит в возможности превратить позолоченные жабры во что-то еще; и это — тайное знание, которое утратило большинство ваших друзей.
Лили задумалась.
— А вам не кажется, — возразила она чуть погодя, — что люди, которые придираются к обществу, слишком склонны оценивать его как результат, а не как средство, точно люди, которые презирают золото и говорят, что единственное применение ему — прятать по сундукам и чахнуть над ним? Разве не более справедливо рассматривать и общество, и деньги как возможности, которые могут использоваться глупо или разумно, в соответствии со способностями пользователей?
