И Герти, тоже спокойная до странности, осознанным волевым усилием сдерживающая огромную боль, остановилась у кровати и тихо произнесла, словно передавая прощальное послание:
— Доктор нашел пузырек хлоралгидрата — она долгое время страдала бессонницей и, наверное, по ошибке приняла слишком много… Это точно, никаких сомнений, никаких вопросов не будет — он был так добр. Я сказала ему, что нам с тобой хотелось бы побыть с ней наедине, просмотреть ее вещи, прежде чем придут другие. Я знаю, что она хотела бы именно этого.
Селден с трудом понимал, что она говорит. Он стоял и смотрел в лицо спящей, которое казалось нежной неосязаемой маской, прикрывшей такие знакомые живые черты. Он чувствовал, что настоящая Лили до сих пор здесь, рядом с ним, но невидимая и недосягаемая, и тонкая эта грань, разделяющая их, насмехалась над его беспомощностью. Эта крошечная неосязаемая грань между ними всегда была такой хрупкой, но все-таки он позволил ей разлучить их! А теперь, когда ему показалось, что препятствие меж ними вот-вот рассыплется, оно вдруг стало твердым, как адамант, и вся его жизнь может разбиться о него в тщетном преодолении.
Селден рухнул на колени перед кроватью Лили, но прикосновение Герти заставило его подняться. Он встал, и когда их взгляды встретились, его поразил необычайный свет, озаривший лицо кузины.
— Ты понимаешь, зачем ушел доктор? Он обещал, что никаких неприятностей не будет, но формальности надо соблюсти. И я попросила его дать нам время сначала осмотреть ее вещи…
Он кивнул и оглядел тесную и пустую комнатку.
— Много времени это не займет, — подытожила она.
— Да, не займет, — согласился он.
Она чуть дольше задержала его руку в своей, а потом, бросив прощальный взгляд на кровать, молча направилась к двери. Уже на пороге она обернулась и сказала:
— Если понадоблюсь, я буду внизу.
Селден встал, чтобы задержать ее:
— Но почему ты уходишь? Она не хотела бы…
Герти покачала головой и улыбнулась.
— Нет, она хотела бы именно этого… — произнесла она так, что свет ворвался в окаменевшее горе Селдена и он узрел самые сокровенные тайны любви.
Дверь закрылась за Герти, и он остался наедине с неподвижной спящей на кровати. Ему так захотелось броситься перед ней на колени и положить голову рядом с ней на подушку, прижаться пульсирующим виском к ее безмятежной щеке. Вместе они никогда не знали покоя, ни он, ни она, а теперь он чувствовал, как ее покой затягивает его в свои неведомые, таинственные глубины.
Однако, помня предостережение Герти, Селден знал, что, хотя время и замерло в этой комнате, его шаги неумолимо приближаются к двери. Герти дала ему эти решающие полчаса, и он должен использовать их правильно.
Он огляделся, строжайше принуждая себе трезво взглянуть на вещи. Мебели в комнате было немного. На потертом комоде, накрытом кружевной салфеткой, стояли несколько флаконов и шкатулок с золочеными крышками, розовая игольница, стеклянный лоток, усыпанный черепаховыми шпильками, — он отшатнулся от пронзительной интимности этих мелочей и от пустой глади зеркала над ними.
Это были единственные следы роскоши, того сиюминутного ритуала личной благопристойности, который показывал, на какие еще жертвы ей пришлось пойти. Больше ни намека на личность хозяйки не было в этой комнате, разве что безукоризненная опрятность немногих предметов обстановки: умывальник, два стула, маленький секретер и крошечный чайный столик у кровати. На этом столике стояли пустой флакон и стаканчик, и от них Селден снова отвел глаза.
Секретер был заперт, но на его косой крышке лежали два письма. Одно из них было запечатано, на нем была марка и адрес банка, и Селден отложил его в сторону. А на другом он прочел имя Гаса Тренора, и конверт был все еще не запечатан.
Искушение поразило его, как удар ножа. Он зашатался от этого удара и уперся в секретер, чтобы удержаться на ногах. Почему она писала Тренору — писала, скорее всего, сразу после того, как они расстались накануне? Эта мысль порочила воспоминание о том, последнем часе, насмехалась над словом, которое он собирался сказать ей сегодня, оскверняла даже смиренное молчание. Он почувствовал, что снова отброшен в пучину ужасных подозрений, из которой, казалось, выбрался навсегда. Да что он знал о ее жизни, в конце-то концов? Ровно столько, сколько она позволила ему знать, и, по меркам света, как ничтожно малы эти знания! Но по какому праву, казалось, вопрошало письмо в его руке, по какому праву именно ему доверено теперь войти в мир ее тайн сквозь ворота, которые смерть оставила незапертыми? Душа его кричала, что это право было дано ему тем последним часом, который они провели вместе, тем часом, когда она сама положила ключ в его руку. Да, но что, если письмо Тренору было написано после?
С внезапным отвращением он положил письмо и, стиснув зубы, решительно заставил себя заняться делом. В конце концов, теперь, когда его личная заинтересованность в том уничтожена, ему гораздо легче будет выполнить свою задачу.
Селден поднял крышку секретера и увидел внутри чековую книжку и несколько стопок счетов и писем, тщательно рассортированных с характерной для нее аккуратностью. Сначала он просмотрел письма, ибо это была самая трудная часть работы. Их оказалось немного, все они были незначительными, но среди них он с замиранием сердца нашел записку, которую написал ей после представления у Браев.
«Когда можно будет прийти к Вам?» — его же слова переполнили его осознанием собственной трусости, которая заставила его сбежать от нее в тот самый миг, когда она была так близко. Да, он всегда боялся своей судьбы и был слишком честен, чтобы отречься теперь от своей трусости, ведь разве не ожили все его старые сомнения, стоило ему увидеть имя Тренора на конверте?
Аккуратно сложив записку, Селден спрятал ее в свой кошелек, как будто то, что Лили вот так хранила ее, сделало этот клочок бумаги реликвией, а затем, снова вспомнив о том, как бежит время, вернулся к изучению бумаг.
К своему удивлению, он обнаружил, что Лили оплатила все счета до единого. Селден заглянул в чековую книжку и увидел, что прошлым вечером в нее был внесен чек на десять тысяч долларов, — душеприказчики миссис Пенистон выплатили положенное по завещанию. Значит, наследство было получено раньше, чем полагала Герти и он вслед за ней. Однако, перевернув страницу или две, Селден с изумлением увидел, что, несмотря на недавнее пополнение, баланс составлял всего несколько долларов. Беглый просмотр последних чеков, на каждом из которых стояла вчерашняя дата, показал, что около пятисот долларов из наследства ушли на оплату счетов, а остальные несколько тысяч в тот же день были вписаны в один чек на имя Чарльза Огастеса Тренора.
Селден отложил книжку и тяжело опустился на стул возле секретера. Он оперся о столешницу локтями и спрятал в ладонях лицо. Горько-соленые воды житейского моря накрыли его с головой, он ощутил на губах их бесплодный вкус. Прояснил ли тайну этот чек к Тренору или только углубил ее? Поначалу его разум отказывался функционировать — Селден чувствовал лишь позорность подобной сделки между таким человеком, как Тренор, и такой девушкой, как Лили Барт. Потом его измученное сознание прояснилось, вспомнились прошлые намеки и сплетни, те самые инсинуации, которых он боялся даже касаться, и само собой сложилось объяснение. Это правда, она действительно брала деньги у Тренора, но правда также и то, о чем поведало содержимое маленького секретера: обязательства были для нее невыносимыми, и при первой же возможности она освободилась от них, несмотря на то что этим поступком обрекала себя на беспросветную нищету.
