— Я те дам!
— Помалкивай, урод, подставляй ухо!!
— Пацаны, вы чо смотрите?! Мочите Копыто!
Булыжник, не отрываясь от стакана виски, заинтересованно озирался. Бойцы его десятки, видя осторожность шефа, помалкивали. Но Копыто понимал, что нейтралитет Дурича временный, стоит тому решить, что можно принять сторону Оглобли, и все, пиши пропало, против двух десяток не устоять. Для спасения жизни требовался стратегический ход, и в тот самый момент, когда Булыжник уже хотел заняться силовым возвращением бездарно проигранной наличности, решение было найдено: Копыто заметил висящий на грязной стене портрет великого фюрера.
— Шибзичей мочить вздумал? — заверещал уйбуй, протягивая руку к спасительному изображению вождя. — Может, тебе и фюрер наш не нравится?!
Перевод скандала в политическую плоскость вызвал в стане противника смятение. Оглобля притих, его бойцы подались назад, а поперхнувшийся Булыжник принялся думать о том, что не так уж много денег потеряно.
Ссора сошла на нет. Великий Кувалда охотно уничтожал всех, кто не проявлял достаточного обожания, и малейшего подозрения в нелояльности было достаточно, чтобы оказаться на виселице. Этим и воспользовался хитрый Шибзич.
— Может, ты шпион какой, мля? — продолжал надрываться Копыто, таращась на не знающего, куда деваться, Гнилича. — Или террорист?!
— Бен Лабух, — авторитетно добавил начитанный боец Иголка.
— Может, ты нашего любимого фюрера отравить хочешь?
— Я нашего любимого великого фюрера очень люблю, — поспешил заявить Оглобля. — Все знают, что среди Гниличей я больше всех нашего любимого великого фюрера люблю. Я даже голосовал за него на прошлых выборах. Потому что люблю.
Булыжник проглотил виски, торопливо рыгнул и не остался в стороне:
— Я тоже фюрера люблю.
— И после этого вы, в натуре, говорите, что я шулер? — продолжал наседать Копыто.
— Мы про нашего любимого фюрера ничего такого не говорили.
Проигравшие окончательно запутались в выстраиваемых Шибзичем логических цепочках. Единственное, что поняли Оглобля и Булыжник: обвиняя Копыто в шулерстве, они каким-то образом оскорбляют великого фюрера…
— Идите, мля, — высокомерно махнул рукой Копыто. — Идите, пока я не решил, что здесь заговор.
— Может, проведем расследование? — скандальному Иголке очень хотелось кого-нибудь убить.
— Никаких расследований, мля!
Копыто приложился к бутылке виски и нежно погладил распухший от наличных бумажник.
* * *
Цитадель, штаб-квартира
Великого Дома Навь.
Москва, Ленинградский проспект,
3 ноября, среда, 19.19
Комната для совещаний ничем не отличалась от сотен тысяч своих сестер, используемых с той же целью в разных уголках Земли. Длинный стол, за которым могло с легкостью уместиться не менее тридцати человек, простые стулья, компьютер, на одной из стен — огромный жидкокристаллический экран, рядом с ним — металлическая доска с разноцветными маркерами. Так что, если бы не хрустальный шар, установленный на позолоченной бронзовой треноге, комнату можно было легко спутать с аналогичным помещением Генерального штаба, например. Шар же, с помощью которого маги восстанавливали события гораздо точнее видеокамер, напоминал, что дело происходит в Цитадели, самой неприступной крепости Тайного Города, и за столом собрались отнюдь не человские военные.
— Хочу отметить, господа, последняя ночь нам определенно удалась. — Сантьяга, комиссар Темного Двора, внимательно оглядел собравшихся на совещание подчиненных. — Объединенными усилиями удалось обнаружить восемь масанов Саббат.
— Обнаружили девятерых, — поправил комиссара Захар Треми. — Но последнему удалось скрыться.
На совещание Захар, как и Сантьяга, явился в костюме человского покроя, правда, черном, а не светло-сером. И носил свой наряд масан с куда меньшим изяществом, что, впрочем, неудивительно — комиссар оттачивал элегантность веками.
— Да, последнему удалось скрыться, — кивнул Сантьяга. — Печальный факт.
Двое других участников совещания спорить не стали. Помимо Захара и комиссара, в комнате присутствовал Ортега, один из ближайших помощников Сантьяги, и Кортес. Шумные сборища комиссар устраивал в исключительных случаях, предпочитая обсуждать ситуацию с избранными: Ортега донесет принятые решения до гарок, Захар до масанов, Кортес до всех принимающих участие в операции наемников, в том числе — до людов и чудов. Чем меньше участников совещания, тем больше дела.
— Упустили вчера, поймаем сегодня, — буркнул Кортес.
— Кстати, насчет «поймаем», — молниеносно среагировал Сантьяга. — Мы так и не сумели взять хотя бы одного из мятежников живым. Следовательно, до сих пор не понимаем, чем вызвана атака на Тайный Город.
— Я думал, все ясно. — Треми удивленно поднял брови. — Два месяца назад мы провели большой «поход очищения» в Лос-Анджелесе. После столь шумных событий всегда следует ответная реакция. Они огрызаются.
Сантьяга внимательно посмотрел на епископа, чуть кивнул и, поднявшись на ноги, медленно прошел вдоль стола:
— Тем не менее мне хотелось бы узнать, что об этом думают сами масаны. По оценкам «ласвегасов», в городе до сих пор скрываются не менее четырех старых бойцов Робене. И я настоятельно прошу взять живым хотя бы одного из них.
— Всего четверо? — удивился Кортес.
— Да, — кивнул комиссар. — «Ласвегасы» считают, что молодняк мы уже… — Сантьяга покосился на Захара и решил сгладить углы: — …что проблему молодых кадров мы уже решили и осталось урегулировать вопрос с их командирами.
«Ласвегасы», личные аналитики комиссара, ошибались редко.
— Завтра в городе должно быть тихо.
— Будет, — усмехнулся Ортега. — Теперь мятежники года три в Москве не покажутся.
Захар и Кортес согласно кивнули: как показывал опыт, огрызнувшись коротким выпадом, масаны надолго оставляли в покое обитателей Тайного Города.
— Не покажутся, — задумчиво повторил Сантьяга.
* * *
Вилла Луна.
Италия, пригород Рима,
3 ноября, среда, 20.05 (время местное)
Саббат и Камарилла. Две отчаянно враждующие половины семьи Масан.
«Вольные охотники, отстаивающие свое право делать все, что сочтут нужным, и послушные рабы, принявшие унизительные Догмы Покорности». Так пытались представить причину разногласий масаны Саббат.
«Где границы вседозволенности? Что сильнее: инстинкт или разум? Убивая без оглядки, ты превращаешься в тупое животное, ставящее под угрозу существование всей семьи». Сторонники Камарилла взывали к здравому смыслу.
