— Абсолютно. — И снова посмотрел на Мамоцких. — Пиши, Ефим, пиши. Ты мне больше ничего не должен.
Глава 2
Санкт-Петербург, 1762 год
— Вижу, вас можно поздравить, граф? — розовощекий молодой человек, представившийся Петром Нечаевым, склонился в учтивом поклоне.
— Что вы имеете в виду? — не понял Сен-Жермен.
— Только то, что вижу.
— Ах, это… — Граф машинально опустил взгляд: под легким плащом виднелся мундир генерала русской армии. Вечером Сен-Жермен планировал быть на приеме у Дашковой и заранее облачился в парадную одежду. — Да, с этим меня можно поздравить.
И позволил себе легкую улыбку.
Они встретились на берегу залива, на неприметном каменистом мысе, продуваемом всеми балтийскими ветрами. Карета Сен-Жермена осталась у дороги, невидимой отсюда из-за рощи, а как добрался до мыса Нечаев, было непонятно: ни лошади, ни кареты не заметно.
— Блестящая карьера, граф. — Морской ветер уносил слова Петра с такой стремительностью, что Сен-Жермен едва успевал услышать их. — Всего несколько месяцев в России — и уже генерал. Можно только позавидовать.
Сам Нечаев был одет в форму поручика Преображенского полка, но материал и шитье указывали, что жил юноша не только на офицерское жалованье.
— Вам ли завидовать, любезнейший Петр Андреевич? Вы молоды, у вас вся жизнь впереди.
— Но вряд ли я смогу оказать императрице услуги, равные вашим, граф.
Сен-Жермен прищурился.
Он ожидал любого развития разговора, кроме этого. Какое отношение имеет политика к их встрече? При чем здесь она? К тому же роль графа в возведении на престол Екатерины тщательно скрывалась, о его помощи знали только самые близкие к императрице люди, самые верные. Таинственность принесла плоды: не появилось даже слухов, даже домыслов о возможном участии Сен-Жермена в перевороте, и вот на тебе — мальчишка, щенок безусый, знает и намекает на наисекретнейшее дело с уверенностью невозможной.
— Меня привечают при многих европейских дворах, — медленно ответил граф. Если Нечаев хочет поговорить о политике — пожалуйста, послушаем. Но на душе стало горько: не за этим, ох! совсем не за этим мчался Сен-Жермен на каменный мыс.
— В просвещенных странах ценят неординарных людей, способных оказать неординарные услуги. Говорят, вы зрите грядущее?
— Пытаюсь, — кивнул граф.
— Видели, чем закончится наш разговор?
Искренний интерес в голосе. И внимательный, открытый взгляд.
— Не видел, — буркнул Сен-Жермен. — Вы не дали мне времени.
Письмо нарочно доставили так, что граф едва успел к мысу.
— Сколько же времени вам нужно? Час? Неделя? Вся жизнь? Но ведь мечтаете вы не о том, не так ли? Вы ищете, как управлять грядущим. Что за радость просто зреть?
Сен-Жермен отшатнулся. «Щенок читает мысли?»
И кольнуло в груди — в Московии много тайн.
Теперь граф был уверен, что не зря поторопился на мыс, не зря поверил письму.
Много тайн в Московии. Много следов затерялось на диких ее просторах, ответы на многие загадки спрятались здесь. За тайнами и приехал Сен-Жермен, за секретами, за истиной, за знаниями, которые искали европейские мистики. Идеи Просвещения подарили мыслящим людям некоторую свободу, позволили открыто обратить свой взор на таинства природы, разрешили искать ответы не только в Библии. И пытливые умы потянулись в библиотеки, в университеты, принялись искать и… с горечью увидели, сколь малая часть знаний осталась в их распоряжении. Сколько всего потеряно безвозвратно. Безвозвратно? Многие пали духом, решили, что святая инквизиция погубила европейскую традицию, направили взор на таинственный Восток, но Сен-Жермен был убежден, что потеряно не все. Сопоставив обнаруженные в книгах недомолвки и намеки, обрывочные записи в хрониках и дневниках, граф сделал вывод, что искать следует не новые знания на Востоке, а старые, традиционные, в дикой Московии. В Российской империи, если быть точным, ибо после правления Петра Великого никто в Европе не рисковал называть славянскую державу как-нибудь иначе.
Но как прознать тайны государства? Свести тесное знакомство с первыми лицами его, а если повезет — с самим самодержавным властелином, и двери тогда откроются, и не будет преград в познании сокрытого. Сен-Жермену повезло, благоволящая судьба позволила ему принять участие в перевороте, заслужить покровительство Екатерины и уважение ее ближайших сподвижников. Упрочив положение при дворе, граф осторожно, ОЧЕНЬ осторожно, перешел к главной цели своего визита. И на первых порах убедился в правильности выбранного пути: императрица повелела подданным оказывать всякую помощь «дорогому другу», братья Орловы рьяно поддерживали любые его начинания, но… Но всего через пару месяцев отчаявшийся Сен-Жермен понял, чем привлекала Московия хранителей тайн — русские умели прятать. Покровительство новых властелинов ничего не принесло: те, кому древние князья повелели беречь сокровища, не спешили выдавать их молодой императрице и ее приятелю с репутацией авантюриста. Или «те» давно сгинули?
Сен-Жермен уже собрался в Париж, и тут…
— Что вы ищете в России, граф?
— Ответы.
— Какие?
— Я умен.
Нечаев отвесил вежливый поклон — он был согласен с этим утверждением.
— Я честолюбив. Я познал тайны алхимии. Я читал трактаты, за которые францисканцы отправляли на костер. Мне послушны камни. Но я чувствую, что способен на большее, что моя сила может поднять меня гораздо выше. Я чувствую, что живу наполовину.
— Вы познали некоторые тайны…
— А мне нужны все! — почти выкрикнул граф. Выкрикнул против своей воли. Не удержался. Слишком долго он шел к этому разговору. И ведь молодой поручик не спрашивал: «Почему вы решили, что в Московии есть какие-то тайны?» Нет! Он не отрицал, что Сен-Жермен прибыл по адресу, достиг своей цели. Граф дрожал.
— Мне нужны все тайны, — гораздо спокойнее повторил он.
— Для чего? — помолчав, осведомился Нечаев.
Сен-Жермен осекся, недовольно посмотрел на поручика, но сдержался. Пока сдержался. Пока.
Молокососу не уйти — два десятка гвардейцев ждут сигнала в соседней роще: если Нечаев не согласится помогать добровольно, ему придется ответить на вопросы графа на дыбе. Сен-Жермен провел в Московии слишком много времени и был полон решимости вцепиться в нащупанный след мертвой хваткой. Но сначала следует попробовать договориться по-хорошему.