Печальный мир.
Винни воспользовался перерывом в очереди покупателей, чтобы достать из ледника банку мексиканского пива «Текате», открыл ее, обошел прилавок и опустился на другое ведро.
— Мара Сальватруча, мать их. Этот парень привел сюда свою бабку, специально чтобы начать заваруху. Один из ихних хефе
[22]
заявился тут ко мне на прошлой неделе. Они хотят наложить лапу на рыбную торговлю. В порту им уже все отдают долю, этим сальватручам. Там эти пустые грузовые контейнеры, которые накопились с две тысячи восьмого, с девятого, вот они и крышуют беженцев от засухи из Внутренней империи, которых Агентство по чрезвычайным ситуациям туда напихало. Этим еще повезло. Новичков вообще селят в машинах, которые так и не вышли из доков, когда автосалоны накрылись медным тазом. Короче, они навели свои порядки в портах и теперь думают, что имеют право на долю от всего, что только ни выходит из Тихого океана. У этого панка татуировки на веках — красные глаза чудовища, прямо на веках. У него такой порядок, сначала он тебе говорит, чего ему надо, что он с тебя возьмет, потом, типа, у вас разговор с глазу на глаз, только он закрывает глаза. Вроде как хочет напугать тебя до смерти, во-первых, эти глаза жуткие, а потом еще идея, что он такой крутой, раз может прямо перед тобой закрыть глаза и не волноваться насчет того, что ты будешь делать. Как-то раз Виреак, ну, который там, он как-то отошел облегчиться. И не думай, что это какое-то дурацкое совпадение, что этот подонок пришел с меня вымогать, как раз пока Виреак сидел на толчке. И вот он мне заявляет, мол, вышел новый налог на рыбу. И они будут брать по фунту с каждых трех, которые я доставляю на «Карнавал». Целую треть с того, что мой дядя Пауло и двоюродные братья ловят на моей же лодке. Треть того, что я покупаю у ребят, которые каждый вечер на закате везут свой улов с пирсов. У ребят, которые, как раньше, закидывают лески через парапет, кладут улов в плетеные корзины и везут их сюда на велосипедах. Не только с Венис и Санта-Моники; у меня есть один парень, он везет из Хантингтона. Целую треть. И вот он говорит мне, мол, это новый налог, а потом придвигает ко мне башку и закрывает глаза. И стоит, ждет, чтоб я прогнулся.
Я высосал мидию из раковины, разжевал ее.
Винни сделал длинный глоток пива и вытер рот тыльной стороной толстой ладони с поблекшей голубой сеткой морских наколок.
— А я вот что сделал…
Он ухмыльнулся, показывая большие квадратные зубы цвета старой слоновой кости.
— Опять занялся своими делами. Этот подонок стоит там, десять, двадцать секунд стоит, может, даже полминуты. Народ вокруг смотрит на все это и начинает посмеиваться. Я спокойно разделываю желтохвоста для одного типа, который держит суши-лавку там, подальше, а этот полудурок стоит с закрытыми глазами. И он же не один. С ним его шайка. Еще три подонка с татуированными мордами, стоят и не знают, что делать. Пялятся друг на друга. «Что делать-то? Не знаю». Они знают только одно, что никому неохота быть тем, кто постучит их шефу по плечу, чтоб он открыл глаза и увидел, что я вот так взял и макнул его рожей прямо в кучу презрения. Никому неохота смотреть на него, когда до него дойдет, как он облажался. И вот они все стоят кружком, народ вокруг уже смеется в голос, и тут этот подонок открывает глаза.
Винни плюнул в середину между ободранными носками его поварских башмаков.
— Он хотел сделать одну очень плохую вещь. Только я держал в руке нож для разделки, да и мясной крюк у меня был прямо под рукой. Бог знает, что там было на уме у этих сопляков, но никто из них и кулака не поднял. Он знал, что стоит ему дернуться, как его вспорют от задницы до глотки, даже если его парни в меня выстрелят. И так у нас было сальвадорско-итало-американское противостояние несколько секунд. Потом Виреак вышел из сортира.
Винни залпом проглотил остаток пива, смял банку, бросил ее в ящик со льдом, из которого взял, и рыгнул.
— В общем, на этом дело и кончилось. Они распихали каких-то старушенций, сперли несколько апельсинов вон там с тележки, поклялись, что не пройдет недели, как они заставят меня сожрать собственный член, и отвалили.
Винни достал пачку украинского поддельного «Салема» из кармана своих штанов в черно-белую клетку и закурил сигарету от одноразовой зажигалки «Чьяпас Хуарес».
— Этот сегодняшний подонок — первый, который вернулся. Я тебе отвечаю, игра предполагалась такая, что он приведет бабусю, потому что она вечно пререкается то с пекарем, то с мясником из-за цены. Он думал, что влезет в ссору, пырнет меня и отвалит. Никто ему не сказал, что, даже если он меня ударит, в конце концов ему придется иметь дело с Виреаком. Никто ему ничего не сказал, потому что, я тебе отвечаю, наверняка это чей-нибудь придурочный двоюродный брат и никого не волнует его задница. Они решили, может, ему повезет, он воткнет в меня нож, и я окочурюсь. А что будет с ним, плевать. Главное, им надо, чтобы я понял, что разговор не окончен. Но они хотели, чтоб он хотя бы вытащил ножик и маленько меня порезал. Хоть как-нибудь. Не рассчитали, что бабуся окажется умнее, чем все их задницы, вместе взятые. Эта старая баба, она знает, что почем. И увела своего ниньо подальше. Молодец. Не то чтоб я стал скучать по этакому подонку, но тем лучше для нее, что она его увела.
Он сделал длинную затяжку и выдул клуб дыма в ночь.
— Тем лучше для нее.
Я поворошил пустые ракушки, думая, не пропустил ли я какую-нибудь, выискивая последнюю креветку или корюшку, которая, может быть, спряталась на дне, но, увы, надежда не оправдалась. Я скомкал промасленную бумагу с раковинами внутри и бросил ее в белое пластмассовое ведро.
— Ну, Винни, пальчики оближешь.
Он стряхнул пепел с сигареты большим пальцем, порезанным и загрубевшим от тысяч рыболовных крючков.
— Если позволишь, я тебе сделаю что-нибудь настоящее. Возьму окунька, почищу, полью оливковым маслом, натру морской солью и перцем, положу внутрь пару лимонов и брошу всю эту красоту на гриль, вот прямо так. Потом возьму красной картошки у той дамы, которая торгует картошкой, заверну в фольгу, брошу в угли. У салатной дамы возьму маленько рукколы. Когда окунь приготовится, покроется хрустящей кожицей, глаза начнут вылезать, я выложу его на зелень, сбоку картофелины с оливковым маслом, солью, перцем и укропом, и дам тебе лимон. И будешь есть прямо так. Окунь на гриле с салатом. Черт, я даже дам тебе настоящую вилку. Скажи одно слово, и я тебе все приготовлю, когда захочешь.
Я поднял обе руки:
— Полный восторг. — Я показал на мои помятые штаны и куртку: — Только для такого пира мне нужно прийти в приличной одежде. В смокинге. Не меньше.
Винни улыбнулся:
— Так и сделай, надень фрак и валяй сюда. Я найду скатерть. Где-то поблизости продают лен. Я найду скатерть и салфетку, чтоб ты засунул ее за воротник. По высшему разряду.
Я достал носовой платок из кармана и вытер жирные пальцы и губы.
