Он хотел оставить после себя порядок. Но порядка нет.
Как еще объяснить, что я, будучи вдвое старше его, оказался лучше приспособлен к будущему? Как еще объяснить, почему я, нераскаянный убийца, обладаю иммунитетом, как и ты, а не твоя мать?
Или, может быть, это и есть настоящий порядок. Который сводит вместе нуждающегося и то, что ему нужно. Как иначе объяснить, что моя жизнь слилась с их жизнью? Стареющий нелюдь с натурой, заточенной под эру хаоса, чтобы служить защитой ребенку.
Когда я взял тебя на руки, я хотел оставить за нами только пожарище. Чем выше пламя, тем лучше оно скроет наше бегство. Мне так отчаянно нужно было знать, что случилось с Парком, что поездка в поместье Афронзо и убийство отца и сына были действиями чистейшего разума и логики.
Так я себе тогда говорил.
Однако все было не так уж логично.
При всем своем хладнокровии, с которым я приступил к делу, могу сознаться, что действовал я во гневе. Кейджер был прав насчет этого. Но то чувство, которое посетило меня, когда я спустил курок, гораздо больше потрясло меня: оправдание. Чувство, которое меня дезориентировало, ведь раньше, убивая, я ощущал только глубокое удовлетворение и спокойствие от выполненного дела, в котором я был превосходным мастером.
Трепет чувства, которое мне еще нужно будет разрешить.
Потому что хотя я могу с анатомическими подробностями описать, что предпринял, что увидел и услышал, и всю последовательность событий моей жизни, я теперь знаю, что все искажено.
Моя жизнь — скопление моментов и предметов. Действий и отсутствий. Я сам ее создал. Плотное ядро навязчивой идеи, которая сохранила мне жизнь на войне, а в мирное время подвигла меня за новую задачу взяться — собирать мозаику, закончить которую могла только моя смерть. На то, чтобы сложить все кусочки, ушло гораздо больше времени, чем я рассчитывал. Мне все время нужно было отходить назад, чтобы увидеть ее в перспективе, чтобы понять, готова ли она или для полноты не хватает еще одного фрагмента. И наконец, во время бессонной чумы, в городе на границе океана и суши, я почувствовал уверенность, что смерть близка. Неминуемая кульминация.
Поразительно, что можно так немыслимо ошибиться. Обнаружить, что смысл твоего существования — не смерть, а чья-то жизнь. У подножия твоей кроватки, где покоилось тело твоей матери, я отошел еще на один шаг назад и увидел, что стена, на которой я создавал свой шедевр, не одинока; рядом еще одна, которая опирается на нее, и ее узор еще только предстояло начать.
Все, что я помню о себе в этой истории о твоей матери и отце, размыто тяжестью той минуты. Время искривилось вокруг массы, которая была тобой, когда я осознал, что не оставлю тебя с Тидзу, что не могу закончить мозаику, пока не удостоверюсь, что ты смогла начать свою.
Ты говоришь на языке твоих родителей и быстро обучаешься моему, и тебе придется решить, обнажил ли я всю правду или, как против того предостерегал твой дед, раскрыл себя через ложь.
Для Омахи, история, которую ты часто просишь меня рассказать, записанная моей собственной рукой.
Джаспер
Грасс-Вэлли, 13 ноября 2022 года.
