Когда Ратиславу исполнилось шестнадцать, старый Агей, чудовоборский охотник-зверовик, подарил юноше редчайшую вещь, привезенную им из Новгорода – полосы китового уса. Агей много лет собирался сделать себе лук, из которого можно бить не только мелкую живность вроде лисы или векши, но и крупного зверя – например косулю. Однако встреча в лесу с медведем-шатуном перечеркнула мечты Агея: охотник остался без левой руки. Лук Агей не сделал, зато нашел себе ученика, способного изготовить такой лук.
– Твой отец был неплохим воином, – сказал Агей однажды Ратиславу. – Он хорошо дрался на кулаках и топором владел так, что любо посмотреть. Но стрельба из лука особое искусство. Настоящий стрелок всегда делает лук под свою руку, иначе хорошей стрельбы ему не видать. Свой лук ты должен сделать сам.
И Ратислав учился. Он мастерил луки из разных пород дерева, но все они были неудачными. У одного было слабое натяжение, другой коробился, третий и вовсе вышел кривобокий, о прочих и говорить не стоило. Агей всегда оценивал работу, указывал на недостатки, давал советы.
– Яблоня не годится для настоящего лука, – говорил он. – У нас на Руси тело лука часто делают из яблони, но это плохо. Яблоневый лук дает чересчур сильное натяжение, пуда два с лишком, и точность оттого получается невысокая. Стрела летит сильно, но неточно. Может, это и невеликая беда, только вот руки у стрелка устают зело быстро. Богатырю такой лук впору, охотнику – нет. Слыхал я, в заморских землях латиняне делают лук стальной и с ложем. Называется такой хитрый лук арбалетом. Стрела из него навылет прошибет любую кольчугу, но вручную арбалет не натянешь, потому как зело тугой. Воротом тетиву-то тянут. А хороший лук должен натягиваться без сильной натуги и при этом бить далеко, сильно и точно.
– Возможно ли сделать такой? – спрашивал Ратислав.
– Можно. Пробовать надо.
– А степняки как луки свои делают?
– Половцы-то? Они их мастерят из звериных рогов – козлиных да турьих. Дерева у них хорошего нет, вот и приноровились делать луки роговые. Режут рога на пластины, парят их. гнут и клеят друг с другом. Получается лук легкий, но мощный и тугой, с крутым выгибом. Такой для вершника хорош. И сырости он не боится. Однако для стрельбы из такого лука особый навык нужен. Стрелять из него учатся сызмальства. И потом, из половецкого лука крупного зверя не положишь. Так, байбаков али дрофу пострелять.
А сделать надо, мыслю я, вот что; взять твердое и легкое дерево, тис или орешник, роговые пластины и соединить их вместе, а потом сверху лаком покрыть. Дерево придаст луку натяжение и мощь, а рог – гибкость и упругость. Если правильно свести их вместе, будет лук мощный, легкий и дальнобойный. Стрела из него будет лететь точно и убьет наповал даже оленя. Баили мне сведущие люди в Новгороде, такие луки делают в дальней земле английской…
Так и начал Ратислав делать лучший на Руси лук. Агей подобрал ему отличную древесину, рассказал, как правильно ее строгать, сушить и гнуть, как резать, парить, сгибать и клеить пластины китового уса, как сварить лак и как подобрать тетиву, как самому смастерить хорошие стрелы, не хуже тех, что продают по две куны за десяток новгородские оружейники. Жаль, помер Агей в начале осени от болезни сердца, не дожил до дня, когда Ратислав закончит работу. Этот лук он бы похвалил…
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа! – провозгласил Ратислав и посмотрел на мальчика лет восьми, сидевшего на лавке и наблюдавшего за происходящим. – Почнем, Зарята?
– Почнем, – отозвался мальчик.
Ратислав зацепил тетиву петлей за конек, согнул пружинящий лук, чтобы дотянуть второй конец тетивы до конька на противоположном крыле. Это оказалось нелегко. Ратислав был очень силен для семнадцатилетнего юноши, но и ему с первой попытки не удалось натянуть лук. Покончив с тетивой, Ратислав чуть отдышался, взвесил оружие на руке, прикинул тяжесть. Верно говорил Агей – равных не будет такому луку!
– Хорош! – произнес он. – Всех волков в округе теперь на шапки пущу.
– А мне выстрелить дашь? – спросил Зарята.
Ратислав кивнул, хотя прекрасно понимал, что восьмилетний ребенок ни за что не натянет тетиву, как положено. Лук для Заряты слишком тугой. И еще подумал Ратислав, что надо сделать мальчику игрушечный лук – пущай играет, воробьев да голубей стрелит!
Странная дружба Ратислава и Заряты завязалась года полтора назад, когда умерла приемная мать Заряты знахарка Ясениха. У Ратислава было три причины привязаться к мальчику. Во-первых, Ратислав сам был сиротой. Его отец Юрята умер в год большого поветрия, а матери своей Ратислав никогда не видел. Во-вторых, сводная сестра Заряты Липка, дочь Ясенихи, очень нравилась Ратиславу. В-третьих, Заряту было просто жалко. Мальчик когда-то получил сильные ожоги, которые изуродовали его лицо и голову. Деревенские мальчишки дразнили Заряту «Горелым» или «Паленым», а чудовоборские бабы, встретив мальчика на улице, чурились и делали знаки, отгоняющие нечисть. Еще до появления мальчика в селе за Ясенихой закрепилась дурная слава ведьмы. Когда же знахарка привела в село ребенка, взявшегося невесть откуда, да еще и безобразного, в Чудовом Бору решили – не иначе, ведьма еще и ребенка порченого от черта завела! Позже отец Варсонофий крестил ребенка, сплетни на время прекратились, однако потом снова пошли странные разговоры о Заряте. Мол, порченый мальчонка – в игры не играет, со сверстниками не водится, молчит, и глаза у него не серые. Не синие, как у прочих, даже не черные и не карие, а зеленые, как у русалки или у оборотня. Сыну чудовоборского старосты Дороша Куропляса гнойный нарыв на ноге вылечил. Травники нарыв тот лечили полгода без толку, а Зарята только пальцем вокруг карбункула провел. Многое еще болтали о мальчике, и что из того было правдой, что выдумкой, никто не знал. Было немало в Чудовом Бору тех, кто своими руками подпустил бы в Ясенихин дом красного петуха, чтобы убралась чертова семейка куда подальше. Но только нежданно появился у Заряты заступник – Ратислав. Бабы тогда долго судачили; чему удивляться, что нашли эти двое друг друга. Один найденыш безродный, другой – сирота, непуть. Многие помнили, как отец Ратислава Юрята привез младенца в село, все кормилицу ему искал. На все расспросы, где же мать ребенка, Юрята мрачно отмалчивался или же переводил разговор на другую тему.
– Во грехе чадо прижил, – шептались в селе, – от женищи блудной. Не хватало ему девиц на выданье в своем селе, поехал во Псков блудить – вот и породил байстрюка, вавилонское семя! Грех-то какой, на всем обчестве пятно!
Если и был в Чудовом Бору человек, который мог бы стать для маленького Заряты родной душой, так это только Ратислав, потому как сам в избытке хлебнул шиканий в спину, обидных кличек от сверстников, молчаливого презрения и пренебрежения взрослых. Но теперь Ратислав вырос. И этот лук, который он смастерил своими руками – еще одно тому доказательство.
– Пойдем, – сказал Ратислав мальчику, – опробуем лук! Ажио руки чешутся, как хочется из него выстрелить.
Свое сокровище Ратислав бережно завернул в холстину, чтобы не привлекал внимание посторонних. Зарята понес колчан со стрелами, тоже завернутый в ткань.
