Поначалу Ратислав и вовсе дал зарок, что никогда более не войдет в дом Липки, но потом вспомнил о Заряте.
Легат был убит, но мальчик продолжал находиться в странном оцепенении. Это была ни жизнь, ни смерть. Хейдин сказал – Зарята меняется. Как это возможно? В детстве Ратислав несколько раз видел, как рождается бабочка, выходя из куколки. Но Зарята человек, не бабочка. И если он действительно меняется, то кем станет? Все это было странно и непонятно. Вообще, с появлением чужаков в Чудовом Бору начали происходить невероятные вещи. Взять хотя бы последние два дня – сначала тати, потом этот, с грифом. И девушка, которая называет себя сестрой Заряты.
Ратислав посмотрел на вырезанное на коре имя. Конечно, он до сих пор любит Липку. Она разбила ему сердце, но он ее все равно любит, и будет любить до самой смерти. Он никогда не женится, и будет избегать женщин, но думать о женщинах не означает изменить любимой. Подумал же он о сестре Заряты. Подумал, что она очень красивая. Почти, как Липка, только другая.
– Легка на помине! – буркнул Ратислав.
Из-за деревьев ему хорошо был виден двор Липки. Он стоял здесь уже полчаса в надежде увидеть свою зазнобу. Но во двор вышла чужестранка. Шапки на ней не было, густые темные волосы падали волнами на плечи. Руменика зашла в конюшню, вывела под уздцы сначала вороного жеребца старого Акуна, потом серую лошадку, привязала их к коновязи, начала кормить хлебом с ладони.
Ратислав замерз. В конце концов, он сам обещал зайти после полудня. Вернее, он обещал прийти к завтраку, но это уже неважно. Они позавтракали без него, им и так вместе хорошо. Он зайдет сейчас – еще раз посмотреть на Липку.
– Что же ты без лука? – спросила его Руменика, когда он вошел во двор и поприветствовал ее церемонным поклоном. – Хейдин о тебе несколько раз спрашивал.
– Рука у меня что-то болит, тетиву не могу натянуть, – соврал Ратислав. – Может, ударился где. Красивые кони!
– Красивые, – Руменика протянула ладонь с хлебом серой лошадке, и Куколка взяла хлеб мягкими ласковыми губами. – Любишь лошадей?
– Люблю. Очень.
– А верхом ездишь?
– Знамо езжу.
– Я вот раньше не ездила. А тут научилась. Раньше боялась лошадей, думала, они укусить или лягнуть могут, а теперь обожаю их.
– А я про тебя думал, – неожиданно для самого себя выпалил Ратислав и густо покраснел, будто сказал что-то неприличное.
– Правда? – В глазах Руменики заиграли золотистые искорки, – Представь, я о тебе тоже думала. О твоем вчерашнем выстреле.
– Делов-то! – махнул рукой Ратислав. – Выстрелил и попал.
– Ты вчера всех спас. Принца, меня, Хейдина, девушку эту, Липку. Вот только Акуна не успел спасти. Как ты додумался, что надо грифа бить?
– Сам не знаю. Летал он над двором, будто вестник какой нехороший, прям напрашивался на стрелу. Вот и стрелил я его. А получилось, что навию-то убил!
– Ты будешь славным воином, Ратислав. Вот увидишь.
– А почему ты Заряту принцем зовешь?
– Он и есть принц. Это долгая история, как-нибудь потом расскажу.
– Стал-быть, ты сама принцесса?
– Ага, принцесса, да не того замеса – корона маловата, а жопа толстовата… Ой, прости, я не хотела!
– Здорово ругаешься! – восхитился Ратислав. – Принцессы, выходит, тоже ругаться умеют?
– Еще как! Меня старуха воспитывала, так она ругалась, как пьяный матрос. Каких только слов я от нее не услышала! Знаешь, она, когда пьяная бывала, так начинала браниться, что со всего дома слушать приходили. Так что по воспитанию я и не принцесса вовсе.
– Я вот мыслил, что принцессы да королевны в платьях золотых ходят, на золоте пьют и едят, – сказал Ратислав. – А ты другая какая-то. Одета, как мальчишка, ругаешься, как мальчишка. Только…
– Что только?
– Красивая очень.
– Да? А что во мне красивого?
– Глаза. У нас в деревне никого с такими глазами нет. Маленка вроде тож кареглазая, да только у нее в глазах такого блеска нет.
– А что еще во мне красивого?
– Волосы красивые. И вообще, вся ты красивая, – Ратислав смутился. – Извини, коли что не так сказал.
– Ты очень хорошо сказал. Мне приятно слышать, что я тебе нравлюсь.
– Я ведь того… пришел к Заряте, посмотреть, как и что. Спит он?
– Спит, – Руменика вздохнула. – Жара нет, но теперь он стал какой-то холодный, будто мертвый. Акун покойный говорил, через это все ему надо пройти. Будем ждать.
– Будем, – повторил Ратислав, толком не зная, что ему говорить.
– А жаль, что ты без лука, – с лукавым блеском в глазах сказала Руменика. – Ты бы меня стрелять научил. Страсть как мечтаю научиться стрелять из лука!
– Да хошь сейчас прям и научу! – Тут Ратислав вспомнил, что наврал про руку, смутился. – Вот только рука у меня пройдет, тогда и постреляем зараз…
– Ага, герой пришел! – Хейдин вышел из двери, помахал Ратиславу рукой. – Слышу, на улице говорит, а в дом не входит. Ты что-то припозднился сегодня.
– Я… я спал крепко, – ответил Ратислав с небрежным поклоном.
– Ладно, я все равно утром был занят. О могиле Акуна надо было похлопотать. Чего в дом не заходишь?
– Мы разговариваем, местьер Хейдин, – сказала Руменика. – Ратислав обещал меня научить стрелять из лука.
– И научит, – серьезно сказал Хейдин. – Я его учил, но только вижу, он и без моих уроков лучник, каких поискать. Такой выстрел, какой он сделал вчера, мог сделать только великий стрелок. Как ты догадался, что уязвимое место – это гриф?
– Не знаю. Просто решил в него выстрелить.
– Это не просто так, – заметил Хейдин. – внутренний голос подсказал тебе, что это единственный способ поразить врага. Такое качество может быть только у великого воина. И потом, ты спас мне жизнь. Я твой должник и хочу хоть как-то оплатить свой долг.
– Ничего мне надо, – отрезал Ратислав, которому почему-то не хотелось ничем быть обязанным Хейдину.
– Я ведь от чистого сердца, – пояснил Хейдин. – Моя черная кольчуга отныне твоя.
– Нет, я не могу! – Ратислав замотал головой. – Это слишком дорогой подарок.
– Нет ничего дороже жизни, а ты мне ее вчера спас. Запомни, парень – Легата убил ты. По совести, его меч, который сейчас у меня, должен принадлежать тебе. Я забрал его не потому, что это мой трофей. Меня обязали его взять. Так что кольчуга твоя. Обратно я ее не возьму.
«А Липка твоя!», – подумал Ратислав, опустив глаза.
– Местьер Хейдин, я сказала Ратиславу, что он обязательно будет великим воином, – заметила Руменика. – Таким же великим, каким был Акун.
