– До утра еще долго. Посидеть с тобой?
– Ты бы лучше поспала.
– Мне все равно к раненому идти. Плохой он совсем. Не знаю, смогу ли я ему помочь. Он…
– Что?
– Я когда его осматривала, услышала ненароком, что он в бреду говорит. Он все время повторял одно имя. Знаешь, какое?
– И какое же?
– Руменика.
– Ты не ослышалась? У вашего народа есть имя Руменика?
– В том-то и дело, что нет. Чаю, воевода раненый с сестрой Заряты тоже знаком. И влюблен в нее.
– Выходит, они уже встречались. Надо будет расспросить Руменику.
– Тут все так переплелось – ничем не распутаешь. Еще налить тебе?
– Налей, Липка, – Хейдин произнес ее имя, будто пропел. Девушка засмеялась.
– Смешной ты, Хейдин, – сказала она. – Седой вон уже, а нравом прям юноша. Веселый такой, легкий. Будто всю жизнь свою порхал, как мотылек, с цветка на цветок, и ни разу жизнь тебя своим холодом не обдавала.
– Обдавала, и еще как! – Хейдин посадил Липку себе на колено, поцеловал ее. – Тем больше мое сегодняшнее счастье. С тобой я снова чувствую себя восемнадцатилетним. Будто вернулись те годы, когда вся моя жизнь была впереди, и я ждал от нее чуда.
– Слушала бы тебя до самой смерти! – прошептала Липка, закрыв глаза. – Тут ратник седобородый, что подле раненого все сидит, удивился, что ты мой муж. Он поначалу тебя за отца моего принял. Спросил, чего за ровню замуж не вышла. Наверное, он сам никого никогда не любил. Женился, потому что прочие парни женились – отставать от них ему было невместно. Так и живет с женой, как все живут, потому что положено.
– Липка, не хотел я говорить об этом с тобой, но придется. Ты ведь меня старосте вашему дядей представила. Как же мне теперь называться твоим мужем?
– Пустое, – Липка совсем по-кошачьи потерлась щекой о ладонь ортландца. – Скажу, что соврала вначале. Они поймут. А будут гадости говорить, ты им рты позатыкаешь.
– Не хотела бы со мной уехать отсюда?
– Куда? Я здесь родилась, здесь мой дом, здесь на погосте мамка моя лежит. Как я их оставлю?
– Липка, я должен открыть тебе одну тайну.
– Да? – В глазах девушки промелькнула тревога.
– Это касается меня и… Заряты. У мальчика, которого ты называешь своим братом, необычная судьба. Он пришел в твой мир из другого мира, и там он по праву рождения занимает очень высокое положение. И он должен будет вернуться обратно. Понимаешь?
– Конечно, понимаю. Он вернется в сторону, в которой родился.
– Это очень далекая страна, Липка. Она дальше всех стран, которые ты знаешь.
– Я догадалась об этом давно. Что еще?
– Некоторое время назад, – это было в тот день, когда вы с Зарятой меня встретили, – я точно так же, как некогда Зарята, прошел в ваш мир. Перед этим я дал слово одному хорошему человеку, что я найду и буду защищать Заряту от врагов. Этот человек сделал так, что я попал в твою… сторону. Так я встретил тебя.
– Что дальше?
– Я думаю о том, что случится утром. Проснувшись, Зарята изменится, станет совсем другим. Я не знаю, каким он будет, куда дальше поведет его судьба. Но я… мне придется его сопровождать. Если только он сам не освободит меня от данного мною слова.
– Ты пытаешься сказать мне, что оставишь меня, – спокойно сказала Липка. – Я предчувствовала это. Женское сердце – оно чувствительное.
– Нет-нет, ты не поняла меня! Я не хочу терять тебя. Ты единственная радость, дарованная мне богами, мое главное счастье, и я никогда тебя не оставлю. Я лишь прошу тебя отправиться со мной в мой мир, если мне придется вернуться туда.
– Совсем запутался! – Липка с улыбкой погладила щеку Хейдина пальцами. – Неужто не пойду с тобой, если позовешь? Думаешь, эта изба мне милее тебя? Без тебя мне теперь не жизнь. Всюду пойду с тобой.
– Любимая моя! – Хейдин прижал ее руку к губам, потом начал целовать ее лицо, глаза, губы. – Такого счастья я недостоин. Ты – прекраснейшая из женщин, единственная, самая дорогая моему сердцу.
– Не раскаешься? – лукаво спросила Липка.
– В чем? Я искал тебя столько лет. Я буду любить тебя до самой смерти так же горячо, как люблю сейчас.
– А если Зарята отпустит тебя, останешься здесь, со мной?
– Останусь! – не раздумывая, ответил Хейдин. – Правда, я воин, а не крестьянин. Ну ничего, научусь пахать землю, разводить овец. Когда-то я мечтал бросить службу и стать фермером. У меня есть возможность осуществить эту мечту.
– Ты воин. Кукушка не станет соловушкой, соловушка не станет вороном. Воина я и полюбила.
– А я полюбил ангела, – Хейдин посмотрел на нее с нежностью. – Не в этой бедной холодной стране твое место. Я бы положил к твоим ногам Ортланд, всю Лаэду.
– Холод уйдет, придет лето, – Липка украдкой смахнула невольно набежавшую слезу. – Пойду я. Раненого надо проведать.
– Я с тобой пойду.
– Пойдем, коли хочешь. Ночной мороз с тебя сон сгонит. Оденься только потеплее. Ходишь с открытой душой, гляди – простудишься.
Руменика слушала этот разговор, лежа на печи. Ей тоже не спалось, и она даже подумывала присоединиться к разговору, но потом решила, что негоже вмешиваться в беседу двух влюбленных. Но то, о чем говорили Липка и Хейдин, взволновало ее не на шутку.
Бурные события последней недели так захватили Руменику, что она ни разу даже не пыталась задуматься о своем будущем. Она и в спокойные времена не очень-то о нем думала, всегда жила сегодняшним днем, мало заботясь о том, что будет завтра. Этот странный и суровый мир, который поначалу показался ей совершенно непригодным для жизни, непонятно как зачаровал ее. Никогда еще Руменика не ощущала такой полноты бытия. Все эти дни жизнь и смерть были рядом, причудливо переплетенные друг с другом, будто черная и белая нити в хитром узоре, и Руменика, пытаясь проследить этот узор, никогда не могла предугадать его повороты. Со вчерашнего дня она лишилась своего паладина, своего ангела-хранителя – Акуна. Прежде Акун принимал за нее решения. Теперь Акуна больше нет, и полагаться ей придется только на себя. Хейдин отважен и благороден, она доверяет ему, но у ортландца есть Липка. Руменика невольно представила себя на месте Липки и фыркнула. Ей было непонятно, что Хейдин нашел в этой деревенской простушке. Конечно, у Липки выразительные глаза, нежное лицо, красивые волосы, приятный голос, да и сложена она очень даже ничего, но при всем при том она остается простолюдинкой. Хейдин же какой-никакой, а рыцарь.
«А разве ты сама не была Вирией, оборванкой из портовых трущоб? – шепнул Руменике внутренний голос. – Вспомни, ведь эта простолюдинка выходила твоего брата. Благородства и достоинства у нее в сто раз больше, чем у той же Тасси, которой лишь бы за мужской корень подержаться. Хейдин полюбил ее заслуженно. А вот тебя, такую знатную и родовитую, не любит никто, зато каждый мужик, увидев тебя, тут же пытается затащить тебя в постель. Есть повод для грусти!»
