– Поражение Тенгиз-нойона не означает поражение Бату-хана. – заметил хитрый темник Куремса. – Тенгиз-нойон плохо командовал войском, вот и был разбит урусами.
– Кто поверит, что его противником был крылатый огнедышащий змей? И что теперь делать нам? Идти ли нам на Новгород или не идти? Появление чудовища делает поход на Новгород опасным делом.
– Мы готовы идти на Новгород хоть сейчас! – воскликнули те из военачальников, кто был помоложе и погорячее.
– И я готов идти на Новгород, – сказал Субэдей. – Но позволю себе сказать, о великий. Мы выслушали историю о драконе, который в одиночку уничтожил войско Тенгиз-нойона. Трудно заставить наших недругов поверить в историю о драконе. Пройдет тысяча лет, и люди будут говорить о наших победах – и о наших поражениях тоже. Победы они будут приписывать тебе. Кому же они припишут поражения? Неумелому полководцу? Или дракону? Люди скажут: «Монголы не взяли Новгород, потому что у них были плохие полководцы. Они не взяли Новгород, потому что их остановил страшный дракон». Найдутся и такие, кто скажет – никакого дракона не было, монголы выдумали его, чтобы оправдать свое поражение. Людей легче заставить поверить в ложь, чем в правду. Правда о драконе покажется сказкой, ложь о слабости монгольского войска – правдой.
– Берегись, Субэдей! – воскликнул Бату-хан, изменившись в лице. – Еще никто не смел говорить мне в глаза, что мое войско слабое!
– Я не говорю, что оно слабое. Завоеванные народы могут подтвердить обратное. Я говорю о том, что скажут в будущем. Сейчас мы уверены, что даже, несмотря на дракона, мы возьмем Новгород. Но есть опасность, которая хуже дракона – это болота. Наступает весна, и земля урусов скоро покроется водой. Наши всадники не смогут преодолеть это препятствие.
– Смогут! – воскликнул Бату-хан. – Для монголов нет непреодолимых препятствий. Мы переплыли Итиль.
[74]
Мой великий дед проходил с войском через бескрайние пустыни Азии и появлялся там, где его не ожидали враги. Я заставлю урусов строить мосты и гати над болотами. Мы пройдем урусские болота и дойдем до Новгорода!
– И потеряем половину войска, – спокойно возразил Субэдей. – В тылу у нас окажутся разоренные и озлобленные урусские княжества, через которые мы прошли, а впереди – земли фарангов,
[75]
где много крепких каменных крепостей и сильных воинов. Как мы пойдем дальше?
Бату-хан сердито сверкнул глазами, но возразить было нечего. Он и сам понимал, что неудачи под Новгородом ему не простят. Царевичи чингизовой крови только и ждут, чтобы, воспользовавшись его неудачами, занять его место верховного военачальника – джихангира.
– Если так, то дракона, о котором говорил Тенгиз-нойон, послало нам само небо, – сказал хитрый Куремса.
– О чем это ты? – спросил Бату-хан.
– Тенгри подает нам знак, что поход на Новгород будет неудачным.
– Я понял тебя, Куремса. Ты боишься дракона.
– Я готов драться с врагами из плоти и крови, мой хан. Но как драться с огненным змеем? Такое под силу только героям сказаний.
– Куремса прав, – подач голос молчавший до сих пор сухопарый темник Улугэй. – Как сражаться с чудовищем? Покажи нам своих врагов, и мы сметем их с лица земли. Если прикажешь умереть за тебя, мы умрем. Но будет ли польза в том, если неуязвимое чудовище сожжет огнем твои тумены?
– Сиятельный Субэдей сказал правильно, – поддержал темник Бурундай. – Даже если бы не было этого ужасного дракона, дорога на Новгород становится непроходимой для конницы. Болота и разлившиеся реки страшнее чудовища. Наше войско подойдет к Новгороду ослабленным и изнуренным.
– Все вы трусы! – в сердцах бросил Бату-хан.
– Великий хан, – с почтением сказал Субэдей, – мы завоевали девяносто девять городов и захватили богатую добычу. Твои воины достойно пронесли славу монгольского имени в этих землях. Мы не будем думать о драконе. То, что случилось с Тенгиз-нойоном, не узнает никто. Это дурной сон. Не было никакого дракона. Были болота и разлившиеся реки, которые не дали твоему непобедимому войску пройти к Новгороду. Ты решил, что твое войско нуждается в отдыхе после славных сражений, и решил повернуть обратно. Не было на нашем пути того, кто остановил нас – мы сами не захотели идти на Новгород. Мы вернемся в степи из этой принадлежащей злобным онгонам земли и там подготовим новый поход на закат. Ты сохранишь войско и не дашь своим братьям повода упрекнуть себя. И ты увидишь – непокорный Новгород сам пришлет послов с просьбами о милосердии и с богатой данью.
– Золотые слова! – воскликнули ханы.
Бату-хан уловил в словах старого мудрого полководца предостережение. Субэдей намекал на возможные распри с братьями. Кто тогда его поддержит, если не войско? Никто. Об этом джихангиру следует думать в первую очередь.
– Не было дракона, – произнес задумчиво Бату-хан. – Были болота и разлившиеся реки. Я понял тебя, мудрейший Субэдей. Пусть позовут писарей!
Минуту спустя в юрте уже стояли на коленях перед Покорителем вселенной двенадцать писарей с бумагой и каламами
[76]
наготове. Бату-хан долго обдумывал, как лучше выразить свои мысли, начал медленно диктовать:
– Пишите; после девяноста девяти блестящих побед я желаю дать моему непобедимому войску отдохнуть и насладиться добычей. Через три дня мы поворачиваем обратно к берегам Итиля, чтобы подготовить новый поход, который потрясет вселенную. Такова моя воля! Пусть о ней объявят в войске!
– Твоя мудрость равна твоей непобедимости и величию, мой хан, – сказал Субэдей.
– Слава Бату-хану! – провозгласил Куремса.
– Слава великому! – поддержали ханы.
– Воины Тенгиз-нойона должны молчать о случившемся, – неожиданно сказал Покоритель вселенной. – Поручаю это тебе, Куремса.
Куремса добросовестно исполнил это поручение. Тридцать семь воинов Тенгиз-нойона таинственно исчезли, а сам Тенгиз-нойон до конца дней слыл сумасшедшим, рассказывающим небылицы о драконах. Через три дня после совета у Бату-хана монгольское войско повернуло на юг. Позже в своих трудах историки напишут, что Новгород от неминуемого разгрома спасли весенняя распутица и болота, в которых завязла монгольская конница. В чем-то историки были правы. Другой причины необъяснимого поведения монголов, остановившихся в нескольких сотнях километров от Новгорода и повернувших обратно, даже не пытаясь взять богатейший город Руси, история для будущего не сохранила. Так что сошлись на этой.
Хейдин и Ратислав вышли из своего укрытия. Ветер дул им в лицо и нес удушливый запах горелого мяса с равнины, такой белой и безмятежной утром, а сейчас превратившейся в поле смерти, безжизненное и опаленное. Между жирными черными пятнами трясины торчали обгоревшие деревья, и кругом во множестве лежали изувеченные огнем человеческие и лошадиные трупы. Вот такой пейзаж оставил после себя Зарята.
