Книга Сага о Рорке, страница 26. Автор книги Андрей Астахов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Сага о Рорке»

Cтраница 26

Потом она стала вдовой. Ее супруг умер глупо и бесславно: напился на пиру и ночью захлебнулся собственной блевотиной. Ингеборг надела траур, но сердце ее ликовало. Теперь она была королевой Готеланда, и ложе ее было свободно. Народ и знать любили ее, а не вечно пьяных и жестоких сыновей Гензерика. Лишь старший из всех родственников покойного короля, его тридцатисемилетний племянник Эрманарих, сильный и хладнокровный, мог защитить Ингеборг в развернувшейся династической борьбе. Она сделала выбор, и Эрманарих стал ее любовником. Впервые она поняла, что такое любовь, и за такое счастье она была готова бороться со всем светом. Но Эрманарих был христианином, а она – язычницей. Предстоял выбор – соединиться с Эрманарихом или остаться верной родительским богам. Она выбрала. В ее воображении христианский Бог имел лицо ее любимого.

Война за престол шла шесть лет. Впрочем, войной это было трудно назвать – просто сыновья Гензерика поочередно ездили то к римскому папе, то к соседям, прося признать их права на престол. Но закон говорил ясно: «Старший из родичей короля да взойдет на престол». Не сыновей – родичей. Эрманарих был старшим. Так Ингеборг осталась королевой. Тогда ее пасынки начали подбивать знать на мятеж. Эрманарих упредил заговорщиков. Один из двоюродных братьев нового короля внезапно умер, отравившись грибами, второй утонул, третьего смерть настигла в тот момент, когда он развлекался в компании шлюх. Просто вошел некто и вонзил кинжал королевскому сыну в то место, где соединяются шея и голова. Убийцу так и не нашли. Испуганные этой чередой смертей, трое уцелевших сыновей Гензерика присягнули новым королю и королеве. Так закончилась борьба за трон Готеланда, в меру подлая. В меру кровавая, в меру отвратительная, как и любая борьба за власть.

И вот уже почти двадцать лет она королева готов. Ей всего тридцать четыре, но сколько уже пережито! Три года она была женой Гензерика, десять лет женой Эрманариха. Норманнское прошлое стало воспоминанием из какой-то невыразительно далекой жизни, в которой она была другой Ингеборг. Цепь разорвана, и соединить звенья больше нельзя. Лишь ее языческое имя и та чистая синева глаз, о которой так льстиво пели ей придворные тулы и которую нечасто встретишь в Готеланде, напоминают о той прошлой жизни. И то главное, что осталось в ее жизни после смерти Эрманариха – маленькая Аманда, – разве она нормандка?

Как тяжело, как больно, как неизбежно врастать корнями в землю, не удобренную священным прахом предков! Но пытаться обрубить уже вросшие корни не менее тяжело…

Ингеборг задремала, Герберт бесшумно выскользнул из шатра, присоединился к воинам у жаровни. Высоко над головой в черноте зимнего неба мчались тяжелые, несущие снег тучи, и волны холодного ветра раздували угли в жаровне.

– Сегодня на дороге никого не встретить, – говорил Рогериус, жаря над углями кусок мяса, насаженный на острие стилета. – Мы проехали несколько деревень – там остались только дряхлые старики. Словно моровая язва здесь прошлась. Все ждут чего-то страшного.

– Его милость граф опасается измены, – заметил другой воин. – Такого озабоченного лица я у него давно не видел.

– Посмотрел бы я на тебя, Готтшалк, будь ты на его месте! Сопровождать саму королеву – это тебе не шутки.

– А я рад, что мы не взяли с собой принцессу, – произнес Рогериус. – Такая дорога не для маленького ребенка. Да еще холод крепчает.

– Клянусь святой Фридесвитой, таких морозов давно не было!

– В этих ледяных ночах есть что-то особенное, – заговорил Герберт словно сам с собой. – Я шел и шел, и вокруг меня были мертвецы. Меня окружало безмолвие. Кроме вороньего карканья и волчьего воя не слышал других звуков. Но когда мороз становился крепче, и воздух мутнел от ледяной пыли, я отчетливо слышал голоса. Я слышал крики душ, которые так и не обрели покоя… – Герберт поднял глаза на помертвевшие от страха лица воинов. – Это окончание жизни. По этим обледенелым пустым равнинам бродит сама Смерть.

– Ах, чтоб тебя! – Рогериус плюнул прямо на угли. – Пугаешь нас, сукин сын!

Но Герберт не слушал его. Лицо его вытянулось, глаза подернулись пленкой ужаса.

– Вот, слышите? – сдавленным голосом прошептал он. – Они идут!

Вскочили на ноги воины, оруженосцы, вслушиваясь в ночь, но тишину нарушали лишь всхлипывания ветра. Рогериус в ярости схватился за плеть, но тут налетел новый порыв ветра, трепля одежду, выдувая искры.

Герберт бросился бежать вниз, по склону холма. Воины похватали оружие. Из глубин ночи пришел какой-то непонятный гул, будто ночной ветер вздумал играть на огромном барабане. То, что услышал Герберт, теперь слышали все.

– Дикая охота! – вдруг с хохотом выкрикнул Рогериус. – Будь я проклят, это дикая охота!

В приближающемся тяжелом гуле уже отчетливо можно было различить топот множества коней и лязг железа.

III

Камень был странный и притягивающий к себе – таких Рорк никогда прежде не видывал. Он был желтый и прозрачный, будто кусок затвердевшего меда и странно теплый – даже в мороз. Его подарило Рорку море: гуляя по берегу, молодой воин нежданно проломил, наступив, тонкую корку льда у берега, и нога до колена ушла в ледяную воду. Загадочный золотистый камень оказался вместе с песком в сапоге Рорка.

– Этот самоцвет мне знаком, – сказал Турн, – говорят, он ценится у ромеев, они зовут его электроном. Этот камень послали тебе боги – оставь его на память.

В тот день Турн особенно долго и тщательно обучал Рорка. Остался доволен, особенно когда определил по следам, что его ученик ни разу не вышел из очерченного на земле круга, парируя хитроумные атаки учителя.

– Ты прирожденный воин, – сказал он. – Говорю так, потому что знаю: в лесу тебя некому было учить искусству боя.

– Отчего же? – улыбнулся Рорк. – Мать учила меня обращаться с рогатиной и луком, а звери учили сражаться.

– Неужто?

– У каждого зверя свой характер, – отвечал Рорк. – Вепрь бросается вперед с отчаянным мужеством, он силен и свиреп, и его клыки наносят страшные раны. Но вепрь глуп, и действия его легко предсказать, а от бросков – легко увернуться. Медведь обладает силой и живучестью и гораздо умнее вепри, но он не любит нападать первым, да к тому же неповоротлив и трусоват. Рысь хитра и коварна, нападает внезапно и молниеносно и в свирепости своей страшно терзает жертву, однако никогда не выбирает себе жертву, равную по силе, и всегда нападает на тех, кто слабее ее. Волк редко атакует один, сила волка в поддержке стаи.

– Ты хорошо заметил все это, и тут с тобой трудно спорить. А теперь представь, что и люди похожи на зверей, о которых ты говорил. Люди-вепри лезут в любую драку очертя голову и не думают о том, что будет потом – это отважные, но недалекие воины. Люди-медведи сражаются, защищаясь: они не любят распри, но в бою ими овладевает бешенство, и горе тогда их врагу! Человек-рысь кровожаден, труслив и подл: такие предпочитают предательские нападения, удары в спину, избегают прямого боя, особенно с теми, кто способен постоять за себя. Ну а волки… У моего народа волк – священное животное. Волка почитают за храбрость, любовь к свободе, самоотверженность в защите потомства.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация