– Или смерть, или счастье, – словно в трансе повторила Ингеборг. Ее сознание вдруг начало мутиться, и ей показалось, что деревянные химеры на столе ожили и показывают ей красные языки. – Или счастье, или смерть…
Она сама подставила руку, и Аргальф провел по ней острейшим ритуальным ножом. Тяжелые капли крови упали в чашу на столе. Аргальф говорил, она повторяла нараспев, и странные слова оживали в ее сознании помимо ее воли, будто она всегда знала таинственный язык, на котором говорит банпорский король:
– Таскаи-ноа аттем-те-маи, таска иве сахан аури, вее, вее ахай, дохан аэ фархана – те – маи, воа сей, воа сей, те мера гихан шадбаи хатон, арсаи таскай – ноа сахаи аури!
Башня дрогнула до основания, пламя свечей заколебалось, и одна из них потухла. Ветер ворвался в каменную трубу, подняв облако пепла и завывая, точно волк. А потом все вдруг стихло, и королева Готеланда Ингеборг, открыв глаза, увидела божественно прекрасное лицо Аргальфа, оливково-бледное, обрамленное ниспадающими на грудь черными кудрями, и глаза ее возлюбленного были полны темного света. Лицо его вдруг начало меняться, словно отражение в потревоженной воде, и Ингеборг показалось, что она видит другого Аргальфа, еще незнакомого ей. Она сама легла на стол и раздвинула ноги в ожидании ее Зверя. Аргальф лег на нее, задрал странно изменившееся лицо к своду каземата и торжествующе завыл. Руки его разорвали на королеве сорочку, оставив кровавые борозды на ее животе. Банпорец слизал кровь языком, а потом прижался к ней, сотрясаясь от необузданной, нечеловеческой страсти, будто не плотью своей, а мечом вошел в лоно Ингеборг, и королева, услышав торжествующий рев Зверя, от ужаса и блаженства потеряла сознание.
Небо начало светлеть.
Рорк осторожно повернул голову и посмотрел на Хельгу. Лицо девушки было спокойным, мягкие светлые волосы рассыпались по плечу и груди Рорка. Ресницы чуть трепетали – Хельге снился сон.
И Рорк вдруг с особой остротой понял, как же ему тепло и хорошо. Никакая страсть, никакое исступление плоти не может сравниться с тихим счастьем пробуждения в объятиях любимой. Холод, мрак, Зверь, война, смерть – все осталось там, за узким окном жалкой комнаты в монастырской гостинице для пилигримов. И даже лик христианского святого на иконе, выхваченный огоньком лампады из полутьмы, смотрел на любовников без гнева, а с какой-то суровой грустью.
Заснув ненадолго, Рорк увидел во сне мать. Он увидел Лес Дедичей, поляну, близ которой на них с матерью напал кабан. Мать была молодой и красивой, такой же, как пятнадцать лет назад. Рорк пытался подбежать к ней, обнять ее, но не мог. Душа его рвалась к матери, но тело не слушалось, и отчаяние Рорка было безмерным. Мирослава же уходила неспешно под полог деревьев, в ажурный сумрак леса, пока не растаяла в нем. Только взгляд ее чувствовал на себе Рорк, и был этот взгляд полон бесконечной любви.
Рорк лежал и думал о своем сне. И еще о Хельге. Сегодня ночью он познал женщину впервые в своей жизни и теперь мог называть себя мужчиной. Юность его прошла в лесу, среди зверей, и после смерти матери чувство одиночества не покидало его. Еще ребенком он любил наблюдать за девушками, работавшими в полях или собиравшими грибы и ягоды, – они и не подозревали о том, что кто-то следит за ними. Уже повзрослев, он караулил мавок у берега Большого Холодного озера, желая увидеть их игры, или в лунные ночи подкрадывался к Рогволодню и слушал пение девушек, наблюдал, как молодежь прыгает через костры или сжигает чучело Костромы. Однажды он увидел, как две молодые ведьмы пришли ворожить к озеру: раздевшись в плавнях, они стояли на коленях у воды, прикрытые лишь распущенными волосами, и читали заговоры, окуная руки в воды озера и разбрызгивая капли в стороны. Рорк как зачарованный следил за ними, пока они ворожили. Женская красота ошеломила его. Белые нагие тела ведьм навевали самые бесстыдные фантазии, и Рорк даже не мог отвести от них глаз. Когда же ведуньи, закончив обряд, ушли, Рорк в отчаянии упал на песок, скрипя зубами. Теперь постигшее его проклятие тяготило его вдвойне, он решил, что никогда не обнимет женщину, не назовет ее своей, не познает ее красоты. Он едва не бросился в воды озера, чтобы утопить свое отчаяние в его ледяной пучине. Однако после смерти матери мысли о любви посещали его редко. Мать научила его многому, но не успела дать сыну главный урок – не объяснила ему, как же следует человеку жить среди людей, а не среди зверей лесных. Теперь проживший столько лет от рождения и до возмужания в лесу Рорк сам учился быть человеком.
С недавних пор колесо его жизни завертелось слишком быстро. Сначала Яничка воскресила в нем давно забытые мечты обрести наконец-то родную душу, а Браги показал путь, как завоевать уважение соплеменников. В битве с Черными гномами Рорк ощутил себя воином, понял, какую стезю предопределили ему боги. А теперь ночь, проведенная с Хельгой, открыла ему неведомые ранее чувства. Сбылось многое, о чем прежде мечтал Рорк. Но были еще и свирепые лица на княжеском пиру в Рогволодне, злоба родичей, пославших по его следам псов-волкодавов, недобрые взгляды антов, которые он замечал чуть ли не каждый час. Сбылось все, о чем когда-то говорила ему мать: ни в лесу, ни в городе не оставит его недобрая молва, и только сам он может перебить ее своими делами, всей своей жизнью.
Лес зовет его. Если он и вправду волк, то волчья кровь иногда начинает бурлить в нем ключом, и тогда становится страшно от того, насколько же силен в нем зов дикого зверя. Наверное, это отражается на его лице, потому что все начинают его сторониться, и в глазах их появляется страх.
Мать говорила ему об этом. Мать хотела, чтобы он вернулся к людям. Яничка первая увидела в нем человека на пиру в Рогволодне. Ныне же эта юная женщина с шелковистой кожей и белокурыми кудрями, мягкими, как расчесанный лен, подарила ему ночь любви и победила в нем волка. Благословенная магия ее тела, ее ласк, ее поцелуев, ее любви сильнее древнего проклятия. Потому, верно, и увидел он во сне мать, что возрадовалась Мирослава тому, что обрел наконец ее сын любовь, и появилась у него родная душа в дни, когда грядут великие испытания…
– Ты!
Глаза Хельги были открыты, теплое дыхание согревало щеку Рорка. Она плотнее прижалась к юноше, словно боялась, что он ее покинет.
– Тебе холодно?
– Я не хочу, чтобы ты уходил. Скажи, что тебе снилось.
– Ничего, – солгал Рорк. – Я просто видел сны, но какие, не помню.
– Ты должен помнить, что видел во сне меня, – Хельга поцеловала его в губы. – Уже рассвет.
– Мне надо идти. Но я не хочу уходить.
– Я понимаю. Ты же воин.
– Сердце мое тает, Хельга. Я ухожу, но сердце оставляю тебе.
– Тебе было хорошо со мной?
– Ты околдовала меня.
– Прости, что я не смогла подарить тебе свою невинность. Но это не моя вина. Черные гномы…
– Не говори об этом.
– Мы теперь муж и жена. Перед лицом богов.
– Ты хочешь быть моей женой?
