После поединка Браги не беспокоил Рорка, и юношу оставили одного. Рыжий ярл послал за племянником лишь когда начало темнеть. Рорк все еще никак не мог прийти в себя; те почести, которые воздавали ему, не могли заглушить горечь незаменимой утраты. Смерть старого Турна оборвала последнюю связь с прошлым. Двадцать лет жизни в словенской земле превратились в далекий и нереальный миг, в чужое бытие, в котором Рорк был совсем другим. Тогда ему неведом был запах человеческой крови, пролитой в бою. Что-то грозное, страшное, неумолимое поселилось в душе сына Рутгера, и это начало его страшить. Поединок с рыцарями Ансгрима еще раз доказал, что прежнего Рорка больше нег, и это смутное ощущение было сродни печали по Турну. Воины сражаются и умирают, и умом Рорк понимал, что старый кузнец умер именно так, как хотел, но сердце все равно отяжелело под свинцовым гнетом утраты. Прощаясь с Турном, Рорк прощался сам с собой. Кровавые события последних недель изменили его.
Он явился на зов дяди и не мог не заметить, как смотрят на него ближние к Браги норманны. Рорк и сам вошел во вкус. Ему нравилась эта перемена – те, кто еще вчера смотрели на него, как на лесное чудовище, ныне взирали на него с надеждой. Но страх остался. Рорк ощутил даже что-то вроде гордости: неустрашимые норманны, непобедимые норманны, наводившие ужас на прибрежные страны и известные своей жестокостью и воинским мастерством, боялись двадцатилетнего юношу. Браги нарушил ход мыслей племянника. Впервые на губах старого ярла мелькнула улыбка.
– Ты показал себя молодцом, – сказал Браги, потрепав Рорка за плечо. – Славно ты уделал этих роскошных павлинов. Но битва еще не началась. Она впереди. И теперь я спокойно иду на эту битву.
– Почему, дядя?
– Еще днем я боялся, что ансгримцев никто и ничто не остановит. Теперь я знаю, что ты сумеешь это сделать.
– Я? Один?
– Почему же один? Мы поможем тебе. Видишь эту толпу шелудивых псов на равнине? – спросил Браги, показывая на орды врагов, готовых к атаке. – Это наши враги, но не твои. Ты должен забыть о них. Сегодня ты должен совершить невозможное, ты должен защитить девочку, которую уже однажды спас от врагов.
– Я готов, дядя.
– Зверю нужна королевская кровь, кровь королевы-девственницы. Я не очень верю в христианские пророчества, но пока все, о чем говорил мне поп Адмонт, сбылось. Я верю ему. Если девочка попадет в грязные лапы этого ублюдка Аргальфа, все наши жертвы будут напрасны. – Браги проглотил ком в горле. – Смерть Ринга будет напрасной.
– Я пойду в битву в первых рядах.
– Вот этого ты как раз и не должен делать, – резко ответил Железная Башка. – Я знаю, ты хочешь отомстить за Турна. Поверь, и мое сердце болит. Ринг был моим наследником. Ты отомстишь банпорскому отродью, если до восхода принцесса останется в неприкосновенности.
– Так что же мне делать, дядя?
– Скоро это полчище бросится на нас, но застрянет на засеках, где лучники Первуда превратят их драные шкуры в решето. Аргальф ни за что не бросит ансгримцев в эту первую схватку. Они будут нужны ему позже, когда наша оборона даст бреши. Вот тут-то настанет твой черед, Рорк. Не раньше.
– Но почему, дядя?
– Потому что случайная стрела или дротик могут лишить нас единственной надежды на победу.
– Ты говоришь мудро, дядя. Что же мне делать?
– Быть рядом со мной.
– Я готов сражаться и умереть.
– Белый волк Одина не может умереть, – Браги ткнул рукой в железной перчатке в грудь Рорка. – Боги Асгарда покровительствуют тебе, сынок.
– Где принцесса?
– В доме христианского Бога. При ней Бродерик и десяток готов. Они не удержат охотников Зверя.
– Дядя, ты веришь, что эти воины посланы Хэль?
– Я не знаю. Но нам нечего терять. Воет пес Гармр у Гнипахэллира, началась последняя битва, и если мы погибнем бесславно, погибнет весь мир. Но если мы победим, прорицание Вельвы не свершится. Ты боишься их?
– Я убил двух из них. Мне непонятно, почему остальные не напали на меня.
– А ты не догадался? Они струсили. Ты прорубил страх в тех, кто отвык бояться, кто считал себя непобедимым… Слышишь?
Вечерний сумрак разорвал хриплый, грозный звук – то десятки рогов и медных труб в стане Зверя протрубили сигнал к началу атаки. И сразу тысячи факелов вспыхнули в поле. Тьма ожила, пришла в движение, неудержимая в своем неистовом стремлении покончить наконец с теми, кто осмелился встать у нее на пути.
По сигналу Первуда, который ждал этого момента, ратники первого кольца немедленно подожгли десятки костров за первой засекой. Лучники-лесовики вытянулись в линию, образовав выгнутую в сторону врага дугу, а за ними встали норманны, закрывшись большими щитами, круглыми сверху и заостренными снизу. Назначенный командовать норманнами первой линии Оке Гримссон носился на своем рыжем жеребце взад и вперед, сыпал ругательствами, подбадривал воинов и надоедал Первуду, требуя с него клятвы, что анты не дрогнут и не побегут.
– Хочешь такой клятвы? – не выдержал Первуд, сердито сверкнув глазами. – Клянусь, что я буду рядом с тобой и разобью тебе голову, если побежишь.
Гримссон злобно ухмыльнулся, но пререкаться не стал: времени на ссору не было. Полчища Зверя уже подошли на полет стрелы к засеке, и враги теперь могли видеть друг друга в свете факелов и костров. Одновременно другая часть войска Аргальфа подошла к монастырю. С холма было видно, как на стены Луэндалля обрушился град огненных стрел. Сгустившаяся темнота мешала видеть, что происходит у Луэндалля, поэтому было неясно, штурм ли затеял Аргальф, или его лучники просто ведут перестрелку с осажденными. Но это была лишь уловка. Аргальф решил таким простым способом попытаться выманить союзное войско из-за засек на помощь беззащитному Луэндаллю.
Прошло около часа, костры медленно разгорались. Солнце давно село за Винвальдский лес, и его красный отсвет в небе сменился пурпурным, а потом и вовсе померк. Рать Браги стояла в ожидании. И вот в сгустившейся темноте вновь заревели варяжские рога и трубы.
Командиры Аргальфа собрали для первого удара все отребье со своего войска. Дикая орда в несколько тысяч копий числом состояла из пиктов, пруссов, свирепых кельтов и варваров с севера. В свете факелов их дикие свирепые рожи, вымазанные для устрашения врагов кровью или раскрашенные сажей и соком растений, казались мордами адских чудовищ. Стягов и значков у этого дикого воинства не было, и варвары заменили их головами и частями тел убитых пленников, конскими и собачьими шкурами, насаженными на пики и алебарды. Воинство Зверя ненадолго задержались у засеки: наемники ревели, выли и размахивали оружием, стремясь запугать укрывшегося за засекой противника. Но вот снова проревел сигнальный рог, забили литавры в глубине вражеского строя, и орда пошла на приступ. Вражеские лучники дали залп, скорее наугад, поэтому лишь несколько стрел попали в цель, ранив воинов Первуда.
