Она медленно покачала головой, по-прежнему заметно нервничая… но одновременно сочувствуя мне.
— Охранник сказал правду. Дмитрий не звал тебя. Только меня.
Все бушующие во мне чувства, казалось, заледенели; я ничего не понимала, буквально утратила дар речи.
— Но…
Припомнилось, как он цеплялся за нее прошлой ночью. И это отчаянное выражение его лица. Да, у него были основания просить о встрече прежде всего с ней — как не претило мне это признавать.
— Ясное дело, он хочет видеть тебя, — пробормотала я. — Все вокруг такое новое, такое странное, и ты — та, которая спасла его. Вот свыкнется немного и захочет встретиться со мной тоже.
— Роза, дело не в этом. — Печаль Лиссы я и видела на ее лице, и чувствовала через связь. — Дмитрий не просто не просил свидания с тобой. Он особо подчеркнул, что тебя видеть не хочет.
Восемнадцать
Одна из неприятных сторон психической связи в том, что всегда понимаешь, когда человек действительно не лжет. Тем не менее я среагировала чисто инстинктивно.
— Это неправда.
— Ты в самом деле так думаешь?
Она бросила на меня многозначительный взгляд, прекрасно понимая, что я в состоянии отличить правду от лжи.
— Но это… это невозможно…
Я редко не могла найти слов, особенно в разговоре с Лиссой. Более того, обычно я объясняла ей, почему дела идут так, а не иначе. Но видимо, постепенно ситуация изменилась, а я не заметила этого.
— Мне очень жаль, — сердечно, но твердо сказала она. Связь позволяла понять, как тяжело ей говорить мне неприятные вещи. — Он просил меня… сказал, чтобы тебя ни в коем случае не пускали. Он не хочет тебя видеть.
— Но почему? — Я умоляюще смотрела на нее. — Почему он говорит такое? Конечно же, он хочет встретиться со мной. Наверное, он слишком растерян…
— Не знаю, Роза. Он это сказал, вот все, что мне известно. Я тебе очень сочувствую.
Она потянулась ко мне, как будто желая обнять, но я отстранилась. Голова по-прежнему шла кругом.
— Я все равно пойду с тобой. Подожду наверху с другими стражами. Когда ты скажешь Дмитрию, что я здесь, он передумает.
— По-моему, тебе не следует это делать. Он, похоже, настроен очень серьезно и решительно не желает встречи с тобой. Думаю, он очень расстроится, если узнает, что ты пришла.
— Расстроится? Он расстроится? Лисе, это же я! Он любит меня. Я нужна ему.
Она вздрогнула, и только тогда я осознала, что кричу.
— Я просто выполняю его просьбу. Это все так непонятно… Пожалуйста, не ставь меня в сложное положение. Просто… подожди и посмотри, что будет дальше. И ты ведь всегда можешь быть в курсе того, что происходит…
Лисса не договорила, но я поняла, что она имеет в виду: она не возражает, если я воспользуюсь нашей связью и посмотрю, как будет протекать ее встреча с Дмитрием. Это был великодушный жест с ее стороны. Не то чтобы она могла помешать мне, если бы я решила сделать это. Тем не менее обычно она не любила, когда за ней шпионят. Это было лучшее, что она могла сделать для меня сейчас.
Хотя, по правде говоря, в данный момент лучше мне не стало. Ситуация по-прежнему казалась невероятной. Я не могу увидеть Дмитрия, потому что он якобы не хочет видеть меня! Какого черта? Меня тянуло наплевать на все заявления Лиссы и пойти вместе с ней, требуя, чтобы меня пропустили тоже, но… Через нашу связь она умоляла меня не делать этого, потому что не хотела неприятностей. Она тоже не понимала Дмитрия, но чувствовала, что нужно считаться с его желанием, пока ситуация не прояснится.
— Пожалуйста… — горестно повторила она. И я сдалась.
— Ладно.
Это было убийственно — говорить такое; все равно что признать собственное поражение.
«Воспринимай это как тактическое отступление».
— Спасибо. — На этот раз она обняла меня. — Клянусь, я разузнаю больше и постараюсь понять, что происходит, идет?
Я кивнула, все еще ужасно расстроенная, и мы вышли вместе, но вскоре мне пришлось, с огромной неохотой, расстаться с ней и свернуть к своему дому. Едва Лисса скрылась из вида, я проникла в ее сознание; перед глазами замелькала идеально подстриженная трава, по которой она шла. Связь все еще была отчасти нечеткой, но с каждой минутой становилась яснее.
В Лиссе клубились самые разные эмоции. Она чувствовала себя виноватой из-за того, что была вынуждена отказать мне, и одновременно ее беспокоил предстоящий визит к Дмитрию. Она тоже стремилась увидеться с ним — но не так, как я, а лишь по-прежнему считала себя ответственной за него и испытывала жгучее желание защитить.
Когда она вошла в офис, охранник, который совсем недавно не пустил меня, приветственно кивнул ей и позвонил по телефону. Спустя несколько мгновений появились три стража и знаком предложили Лиссе следовать за ними. Даже для тюремных охранников у них был необычно мрачный вид.
— Вы не обязаны делать это, — сказал ей один из них. — Только потому, что он просит…
— Все в порядке, — ответила она со спокойным, истинно королевским величием. — Я ничего не имею против.
— Как и в прошлый раз, там будет много стражей. Можете не беспокоиться о своей безопасности.
Она бросила на них пронзительный взгляд.
— Начать с того, что я о ней никогда и не беспокоилась.
Они спускались в нижние этажи здания, и во мне ожили болезненные воспоминания о том, как мы с Дмитрием посещали здесь Виктора. Тогда наш союз казался нерушимым, и он так хорошо понимал меня. А в какую ярость он пришел, когда Виктор угрожал мне! Дмитрий так сильно любил меня, что был готов защищать какими угодно средствами.
Наконец они добрались до длинного коридора, в который выходили двери камер. Здесь не возникало такого давящего чувства, как в «Тарасто», но практически голое, чисто функциональное помещение тоже навевало уныние.
Стражей в коридоре была целая толпа, сквозь которую Лисса пробиралась с трудом. Подумать только! Столько охранников ради одного человека. Конечно, стригой в состоянии сломать стальные прутья решетки, но Дмитрий больше не стригой. Почему они не понимают этого? Почему так слепы?
Лисса и ее сопровождающие остановились перед камерой, такой же неприветливой, как все в этой части здания, обставленной очень скромно. Дмитрий сидел в углу, на узкой постели, подтянув к себе ноги. Спиной к двери. Я никак этого не ожидала. Почему он не трясет прутья решетки, не требует, чтобы его освободили, не убеждает охрану, что он не стригой? Почему воспринимает свое заключение так спокойно?
— Дмитрий.
Негромкий голос Лиссы звучал мягко и был исполнен теплоты, будто голос настоящего ангела.
