— И что символизирует шарик?
— Вот это уже вопрос поинтереснее, — отозвался Юла. — И потруднее.
— Не ты мне его дал?
— Нет. Возможно, кто-то из сатьяграхов в Нью-Йорке, откуда мне знать? Он наделен личностным смыслом, который, думаю, известен тебе одному. В пользу такой догадки говорит сама его простота. Как по-твоему, что он значит?
— Не знаю, — пробормотал Чистотец. — Что-то, что было со мной с самого начала, уцелело со мной во всех бедах. Нечто неизвестное и одновременно знакомое. Нечто простое и одновременно сложное.
— Вот видишь, — пожал плечами Юла. — Тебе и так все известно. Думаю, ты описал один из самых древних и священных символов на свете. Драгоценность в цветке лотоса. Лотос — это Вселенная. Драгоценность — талисман Индивидуального.
— И что мне полагается с ним делать? — спросил Чистотец.
— Храни его, дорожи им. Или отдай. Со временем сам поймешь. Я уверен, ты знаешь больше, чем тебе кажется, и знаешь нечто гораздо более ценное, чем нанотехнологии или нейрохимия. Как Слепой Лемон, ты знаешь то, чему нельзя научить. Но теперь пора отдохнуть. Возвращайся в гостиницу. Нас ждет испытание.
Чистотец не знал, что сказать, и потому неловко пошаркал прочь: ему казалось, он чем-то нагрубил Юле, да и вообще чувствовал себя не в своей тарелке. На поверхность его вывел робот в золоченом экзоскелете, вместо головы у него красовалась золотая же посмертная маска молодого царя Тутанхамона. Юла остался сидеть под тентом.
Почти у самой гостиницы Чистотец снова увидел загадочное трио: яркие и прозрачные, как лунный свет, китайцы покачивались, не касаясь ногами земли.
— Мы уже встречались, — сказали, не шевеля губами, хором три маленьких человечка. — У нас послание для тебя. До тебя нелегко достучаться. Ты идешь рябью, точно поверхность воды. Слушай внимательно, потому что больше мы тебе не покажемся. Помнишь маленького мальчика, которого видел в ванной со свечами?
— Да, — прошептал Чистотец, чувствуя, как его снова заливают стыд и страх.
— В прошлой жизни тебя преследовал этот образ. Мы пришли снять с тебя этот груз. Тебе не нужно бояться. Не ты совершил проступок, а над тобой надругались. Ты — тот мальчик. Образ в тебе — проекция из памяти запуганного ребенка, желание бежать. В той ванной, при свете ритуальных свечей, приемный отец прежней жизни изнасилует тебя. Во тьме и боли ты повзрослеешь, но никогда не позволишь муке и ненависти уничтожить тебя, какими бы страшными ни становились кошмары.
— Я не причинял вреда детям? Я не…
— Нет. Этот страх ты должен отдать нам. Ты слишком долго носил его в себе.
— А как же свет солнца… ослепление, удушье?
— Санитар в приюте, куда тебя отправили. Его импотенция не помешала ему надругаться над тобой фонарем. Когда он взялся за другого мальчика, ты его ударил. Он едва не умер от той раны, а тебя отправили в заведение с более строгим режимом. Мы пришли освободить тебя от воспоминании. Отдашь их нам?
— Да, — сказал Чистотец.
И человечки закружили вокруг него. Он услышал слабое щелканье и треск, точно на шелковице возились шелкопряды.
— Скажите мне… что мне делать? Остаться или пойти с…
— Мы не можем советовать. Наше послание тебе из Прошлого, а не из Будущего.
— Но я же причинял людям боль. Сотни погибли в Лос-Вегасе. Я потерял рассудок!
— Ту боль мы не можем облегчить. Мы забрали ношу, за которой пришли.
— Но как мне обрести прощение? Как освободиться? Мне нужно принять решение.
— Старайся продлить свои сомнения, и из них вырастет уверенность.
— Что это значит?
— Чтобы найти дверь, сперва посмотри на стену. Ищи нас снова, но даже ты не в силах нас найти.
С этими словами китайцы исчезли — словно лунный свет на досках веранды в городке на Диком Западе.
Глава 5
Спиральный каньон
Той ночью Чистотцу снилось, что он свернулся калачиком на топчане рядом с теплой собакой. В темноте он не мог разобрать, какой она породы, но знал, что это хороший друг. Проснувшись, он понял, что совесть его чиста, а решение принято. Шериф и Мэгги завтракали в столовой гостиницы, подавал им хариджан.
— Когда доедим, вернется Юла, — сообщил ему Шериф. — И мы с девочкой сразу отправимся в путь. Будем очень рады, если ты к нам присоединишься, хотя понимаю, это не простой выбор.
— Я с вами, — объявил Чистотец, набрасываясь на яичницу. — Понятия не имею, куда мы двинем или что нас ждет по дороге, но мне нужно уйти.
— Вот как? — раздался голос с порога, и, повернувшись, Чистотец увидел Юлу в белом балахоне. Синие очки исчезли, и зеленые глаза хозяина поблескивали как лизергиновая кислота. — Значит, признаешь поражение человеческой цивилизации? Бросаешь своего старого сломленного папу?
— Я не собираюсь тебя бросать, — сказал Чистотец. — Я не смогу быть верен себе, если останусь — не важно ради чего: чтобы заботиться о тебе или чтобы возглавить твою армию.
— Понимаю, — скрестил руки на груди Юла. — После всего, что я для тебя сделал, ты струсил.
— Я так не считаю. Что бы ты тут ни построил, Небеса или тюрьму, я их отвергаю. И божественную битву тоже. Моя битва — в повседневности. Там меня ждет достаточно врагов — и нежданных союзников. Мне не нужны ни гипноз, ни телекинез. Какой смысл в сверхъестественных способностях, если ты их не понимаешь, или в оружии, если не можешь на него положиться, даже хуже — не обладаешь мудростью, чтобы правильно его использовать? Я постиг диагональное мышление, у меня есть яростивость, и, если повезет, мне их хватит. Возможно, ты с самого начала мне помогал, держал за руку. А возможно, и нет. Возможно, мой настоящий поход только начинается. Так или иначе, я собираюсь уйти с моими друзьями. Ту часть тебя, которая уже во мне, я заберу с собой — и постараюсь чтить. Но мы уходим из Каньона и как-нибудь справимся с последствиями.
— Или погибнете.
— Смерть слишком уж разрекламировали, поверьте мне на слово.
— Говорить-то ты научился, — улыбнулся Юла, извлекая из воздуха раскуренную «локо-фоко». — Наверное, злокачественная опухоль мозга и обрубок тебя уже не беспокоят.
— Обрубок у меня не маленький. А что до опухоли, тут придется поверить тебе на слово. После всего, что я пережил, бомбы в голове я не боюсь.
— Вот-вот! — подхватила Мэгги.
— Успокойтесь, миссис Кейн, — посоветовал Юла, выдувая череду колец, которые сложились в рисунок мозга. — Мне остается только надеяться, что, когда это случится, лимонного чизкейка под рукой не окажется. Но если ты так уверен в себе и отказываешься от моей помощи, может, подумаешь о Шерифе?
— А при чем тут он?
