Я бы и больше проводил, но сама Гудрун любила прокатиться верхом или побегать на лыжах. Кроме того – тренировки. Да и не такая уж холодная здесь зима… Если у тебя есть возможность пару раз в сутки завернуться в меха с любимой женщиной.
Времени хватало на всё, потому что конунг со свитой вели невероятно активный образ жизни. Помимо охоты, осуществляли на жилых территориях суд, а временами – и расправу. К последнему относились очень серьезно и обставляли соответственно. Как небольшой, но жестокий спектакль.
Несколько раз для решения спорных вопросов требовался хольмганг, причем однажды, к моему немалому удивлению, одной из сутяжничествующих сторон выступал сам Хальфдан Черный. Впрочем, удивлялся я недолго. Состязателем с его стороны выступил Хакон Волк, а супротив берсерка у местного жителя, пусть и воина по жизни, было немного шансов. Волк прикончил его на первой же минуте «матча», и спорная территория, какой-то там очередной барсучий луг размером с футбольное поле, отошла к обладателю сотен квадратных километров возделанных и диких земель. В общем, все как и в моем продвинутом будущем. Власть к власти, деньги к деньгам.
Но вернемся к Йолю. У скандинавов по факту два главных сакральных праздника. День летнего солнцестояния. И день солнцестояния зимнего – Йоль.
Медвежонок загодя предвкушал некие оборотнические мистерии. Нет, ничего не рассказывал, только глазами сверкал и облизывался. По-моему, для него даже любимая Фрейдис в преддверии мистерий на второй план отошла.
Гудрун брату завидовала. Она у меня жизнелюбивая, и когда какая-то радость мимо нее – огорчалась совсем по-детски. А я, глядя на нее, вспоминал, что в «моем прошлом» девушки в ее возрасте еще в школе учатся.
Я не завидовал. Йоль – не мой это праздник. И вообще, мне как-то с вестфольдингами – не очень. Притом что на Сёлунде я чувствовал себя прекрасно. И почему так, спрашивается? Там – скандинавы. И тут – такие же. Может, потому, что там я больше с простым свободным народом общался, а здесь оказался в свите конунга. Да еще в статусе начальника среднего уровня.
А вот кто плескался в нашей большой шумной компании, как рыбка в речке, так это мой новоиспеченный хирдман Тьёдар Певец. Сам развлекался и нас с Гудрун время от времени развлекал. Историями о местной аристократии.
Например, однажды он добрых три часа, с частушками и подпевками, рассказывал о том, как ныне покойный единокровный брат и соправитель (при жизни, разумеется) Хальфдана Черного, Олаф, в главную ночь Йоля устраивал специальную пирушку для йотунов, альфов и прочей нечисти, которая в это время могла шариться по земле без всяких ограничений. Но у Олафа с ними проблем не возникало, потому что конунг неплохо владел нужными наречиями. За что и носил прозвище Альва из Гейрстада, то бишь Гейрстадского Эльфа.
Хотя сама по себе тема о раскрытии межмировых врат не была для меня нова. Еще Стенульф в свое время задвигал, что в ночь «между годами» время останавливается, исчезают грани между мирами и ты вполне можешь увидеть у своего костра и Одина, и Локи.
В эту ночь, вернее, в эти ночи, потому что праздник длился несколько суток, случались всякие чудеса. Например, я лично видел в прошлом году «неопалимое» полено. Ну практически неопалимое. Ясеневое полешко, которое подожгли от живого огня щепкой полена прошлогоднего. И горело оно, по-моему, суток десять, до самого конца праздника. И при этом от него осталось достаточно, чтобы через год использовать для преемственной растопки. Рунгерд объяснила феномен тем, что полешко якобы является частью Священного Древа, Ясеня Иггдрасиль. Хотя что-то мне подсказывало: дело не только в «священстве», но и в невероятном количестве жидких, твердых и сыпучих приношений, которыми оное полено посыпали.
Короче, Йоль – это бодрячком. Особенно для берсерков. Небось будут голыми по сугробам скакать и сырьем жрать собственноручно пойманную дичь.
А в канун самого праздника, естественно, рассказывали всякие берсеркские истории.
Например, Медвежонок с удовольствием поведал историю Папы-Медведя. А потом, покосившись на меня, историю о том, как я в одиночку порешил личного берсерка Эвара Козлиной Бороды. Эвара-ярла народ знал, поскольку он был здешним, норвежским. И берсерка его тоже знали. Я немного напрягся: вдруг предъявит мне кто-то из берсерковой родни?
Но Медвежонок понимал, что делал. Не было у берсерка в Вестфольде родичей. Пришлым он был, что для берсерка – неудивительно. Очень уж они проблемные.
Что же касается самого Эвара, то за его смерть мы со Свартхёвди ответственности не несли. В таких случаях начинать кровную месть следовало с лидера, то есть с Хрёрека…
Вспомнив о Хрёреке, я опечалился… но куда меньше, чем раньше. Известие о том, что жив Ульфхам Треска, внушило мне надежду…
Пока я печалился, разговор продолжал крутиться в заданной теме. То бишь – убийстве берсерков. Помянули некоего местного конунга по имени Сигурд Олень, сына Хельги Смелого. Этот Олень, по утверждению Хальфдана Черного, еще в детстве прославился берсеркобойством.
– Мне рассказывали, – предался воспоминаниям господин Вестфольда и окрестностей, – что Сигурд еще в пятнадцать лет
[33]
убил берсерка Хильдибранда. И Сигурд был один, а с Хильдибрандом – его люди.
– Берсерки его и убили, – сообщил отменно информированный Хакон Волк. – Подстерегли его в лесу и убили. Этой осенью.
Хальфдан-конунг удивился. Он не знал.
– Он был хорошим воином, Сигурд Хельгисон, – изрек Черный. – Жаль его.
– Так и есть, – подтвердил Хакон, – очень хорошим!
Сидевший рядом со мной Свартхёвди хмыкнул и вставил свои пять копеек:
– Видать, не настолько хорошим, чтобы не дать себя убить.
Хакон глянул на него укоризненно:
– С Сигурдом было пятеро, – уточнил он. – И он охотился. А с Хаки
[34]
– тридцать человек. И несмотря на это, Сигурд, как говорят, собственноручно убил семерых, а самого Хаки ранил и отрубил ему кисть левой руки.
– Коли так, то твой Сигурд и впрямь был неплохим воином, – признал Свартхёвди. – Жаль, если его фюльк унаследует убийца.
И посмотрел на Хальфдана.
Хальфдан думал.
– Кажется, у Сигурда был сын… Гудхорм, так его зовут? (Хакон кивнул)… И дочь… не помню…
– Рагнхильд, – сообщил всезнающий Хакон.
– О! – Конунг оживился. – Рагнхильд! Так звали мою жену! Это знак богов!
Черный поставил чашу, запустил пятерню в нечесаную гриву и улучшил кровообращение, поскребши голову. А заодно и моцион насекомым устроил.
