Лоб зверски чесался. Катя поскребла и отдернула руку. Тьфу, черт, вчера вроде кровью истекала, а сейчас свербит, как от чесотки. Умыться бы. По правде говоря, чесался не только лоб, но и другие части тела. Бегать в юбке – совершенно идиотское дело.
Катя еще раз проверила оружие. «Мосинский» карабин был инструментом вроде бы до боли знакомым, но смущала открытая «мушка» и непривычная прицельная рамка. Ну а в целом «ствол» не слишком разболтанный. Еще бы тот «маузер» иметь и нормальный нож. Из хаты Катя прихватила крепенький хозяйственный клинок с замасленной рукояткой – сойдет на крайний случай. Но ведь устаешь от этого кустарного безобразия. Вечно какими-то раритетами пользоваться приходится.
Катя заняла позицию метрах в пятидесяти от дороги. Вокруг редколесье, – стрельбе оно мешать не должно. Лето выдалось сухим, от аромата пересохшей дубовой листвы в горле першило. Зато лежишь как на «пенке».
Что-то долго не едут. Хуторянки давно скрылись, а пылающих жаждой отмщения бандюков что-то не видно. Уж не ошиблись ли в расчете маршрута?
Пыль Катя разглядела еще на околице, вот, свернули на дорогу, ведущую к хутору. Угу, торопятся. Два экипажа. И верховые. Блин, многовато. Самозарядку бы… Может, пропустить? Нет, тогда вообще концов не отыщешь.
Бандиты приближались. Две брички, шестеро или семеро всадников. Виден дядька Петро – привстал на облучке, суетливо погоняет пару гнедых. Давай-давай. Ума-то хватило баб с собой не потащить? Сын сидит рядом, башкой вертит. За хозяйство беспокоятся хуторяне. За жопы беспокоиться нужно. Вторая бричка выглядела воинственнее – трое хлопцев, обвешанные оружием, в папахах. Орлы. И верховые хороши, лошади явно не из-под сохи, сытенькие, бодрые. Всадники сидят джигитами. Шашки на боку, винтовки – ну прямо регулярная кавалерия.
Катя с сожалением поняла, что главного из шайки вычислить не успеет. Вот черт, что бы стоило атаману эполеты с аксельбантами нацепить? И треуголку надеть.
Головной всадник приблизился к намеченному ориентиру. Катя напомнила себе, что цинка патронов под рукой не имеется, и повела «мушку» перед грудью коня. Извини уж, коник, судьба у тебя такая.
Сухо треснул выстрел. Ноги коня подломились, он с ходу рухнул, подминая под себя не успевшего среагировать всадника. На упавших налетели. Белая кобыла поднялась на дыбы. Возницы на бричках натянули вожжи. В облаке пыли, мата и ржания лошадей Катя поймала на прицел и сняла с седла крепкого мужика в новенькой фуражке.
На дороге, наконец, опомнились, схватились за оружие. Защелкали ответные выстрелы, пока неприцельные. Бандиты шустро спрыгивали с развернувшейся поперек дороги брички. Один ухватил что-то крупногабаритное. Катя удивилась – неужели «ручник»? Взяла чуть ниже, чем нужно, – бандит с простреленным бедром рухнул в пыль, завыл. Вкладывая патроны, девушка покачала головой – ствол в руках чужой, чего от него ждать?
На дороге кое-как разобрались. Двое залегли на обочине, палили для острастки по зарослям. Возницы поспешно разворачивали брички, собираясь увести в кукурузу. Вот это – лишнее. Катя без особого раскаяния выстрелила в сытого меринка из упряжки дядьки Петра. Несчастное животное забилось в постромках. На дороге заорали, пуля стукнула в ствол дуба над головой девушки. Нащупали. Катя поползла в сторону. Хворост лез под юбку, норовил уцепиться за нежное. Блин, и лес здесь натурально бандитский. Насколько Катя могла припомнить, ползать по-пластунски в юбке ей еще не приходилось.
С дороги донеслись воинственные вопли, – всадники погнали лошадей в лес. Самое милое дело – атаковать снайпера в конном строю. Девушка без спешки загнала в ствол патрон. Ой, лихие хлопцы – с гиком, со свистом. Шашки-то повыхватывали? Катя выглянула из-за ствола – шашкой размахивал только один. Ну вот, страшно разочаровываете девушку. Катя сняла ближайшего, – выронил «драгунку», запрокинулся в седле. Лошадь шарахнулась.
– Вот он! Хлопцы, не дай уйтить!
Катя упала на листья, поспешно добавила в карабин патрон. Щас уйду! Ждите…
Глухо топотали копыта, разлеталась листва. Налетали с двух сторон.
– Ось он! Бей, Михась!
Катя была чуть побыстрее неведомого Михася. Прострелила хлопцу голову. Не вставая, перевернулась на спину…
Карабин стучал как автомат. Катя мгновенно передергивала затвор. Один, второй, третий…
Каурый жеребец чуть не наступил девушке на ногу. Кто-то торопливо и неточно садил из «маузера», но лошадей девушка опасалась больше. Еще один конь перепрыгнул через девушку и Катя выстрелила в спину всаднику. Двое бандитов, низко пригибаясь к лошадиным шеям, уходили к дороге. Катя выбрала цель в белой папахе – красивая шапчонка, да и весь такой, вылизанный. Постаралась попасть в плечо – качнулся, но в седле удержался.
С дороги с опозданием затарахтел пулемет. Строчки шли выше – пулеметчик боялся задеть своих. Уцелевшие всадники выскочили на дорогу. Там вдруг захлопали выстрелы. Ага, «засадный полк» в дело вступил. Молодцы, выждали сколько приказано.
Катя торопливо набила магазин и кинулась к дороге. Проскочила мимо ошалело фыркающего коня – гнедой волочил за собой застрявшего в стремени седока.
У дороги Катя дострелила какого-то упорного бандюка, державшегося за окровавленный живот, но все норовящего вскинуть «наган». Выскочила на обочину, – здесь все было кончено, только дергалась в конвульсиях лошадь. Валялись человеческие и конские тела, стояли сцепившиеся брички. По дороге к селу уходили двое всадников и удирал пеший. Катя с досадой разглядела, что и Белая Папаха уходит. Приложилась, эх, далековато. Выстрел – красивая лошадка взбрыкнула, сбросила всадника и, хромая на раненую ногу, поскакала в лес.
Выскочивший на дорогу из кукурузы Пашка бабахнул из обреза по удирающему пешему бандиту. Человек пригнулся, метнулся с дороги в кусты.
– Уйдет! – Пашка азартно дергал затвор.
– Да хрен с ним, – Катя ткнула карабином назад, – этих поживее проверьте.
Когда добежала до Белой Папахи, тот не шевелился. Катя подняла из пыли «маузер». Всё ж не зря бегала. Папаха застонал. Катя ткнула стволом в перекрещенную ремнями спину:
– Если жив – вставай! Нет – добью.
Человек сел, ухватился за руку:
– Ох, плечо! Вот за ноги тебя, кротоморда злоеб… и на голову тебе…
Загибал Папаха обнадеживающе. И морда холеная, с совсем не разбойничьими, а ухоженными, скорее гусарскими усиками.
– Жопу поднял, и вперед. Мне возиться некогда. Шлепну, – коротко пообещала Катя.
Человек с трудом встал, шашка нелепо путалась у него между ног. Катя подхватила с пыли белую папаху:
– Пшел живее вперед.
– У нас пленные. И раненые, – доложил Пашка. На каждом плече у него висело по карабину. В руке парень держал «наган».
Прапорщик стоял, опираясь на винтовку и прижимая к голове серый носовой платок. По шее капала кровь.
