У Сюрмонда была дочь, а у дочери — туберкулез. Несмотря на многочисленные визиты в лучшие клиники, дело уверенно двигалось к финалу. Письмо представляло собой несколько раз повторенную просьбу к Гоше — поделиться секретом исцеления.
Я написал записку с приказом сверхсрочно узнать состояние дочери на сегодняшний момент и, исходя из того, что она еще не сыграла в ящик, начал обдумывать свои вытекающие из этого действия.
Утро — лично я считаю одиннадцать часов утром — началось для меня разговором с директором Георгиевского департамента охраны материнства (сокращенно ДОМ), в роли которого, ясное дело, выступала все та же Татьяна. Вышеупомянутая директриса за ночь успела родить несколько дельных мыслей и даже изложить их на бумаге.
— Мне кажется, что руководящий состав лучше всего представить как ваших любовниц, — твердо сказала она. — Иначе частые контакты будут смотреться несколько подозрительно. В случае со мной я осмелилась бы попросить вас делать вид, что вы меня домогаетесь, а я хоть и с трудом, но храню верность своему мужу.
— Да на здоровье, подомогаюсь маленько, мне нетрудно, — кивнул я. — А эти две, которых вы уже вызвали, будущий руководящий состав?
— Моя сестра — точно нет, — нисколько не удивилась моей осведомленности Татьяна, — Ксения — пока не знаю. Я предполагала, что назначать руководство будете вы.
— Я буду его утверждать, и это разные вещи, — заметил я. — А основной состав, его вы под что будете маскировать?
— Женский монастырь — это тренировочная база и штаб-квартира, — заглянула в свои бумаги Татьяна. — При нынешней продажности церковных иерархов вполне можно это устроить. Кроме того, я случайно узнала, что у вас здесь очень хорошо развито искусство фотографии, а упомянутые иерархи вряд ли воздержатся от визитов к нам…
— Согласен, а еще?
— Еще я думаю про публичный дом и театр, и даже появилась мысль их как-то объединить.
— Это называется эротический театр. Мысль дельная, но вот только в Георгиевске мне такого гадюшника не надо. В Питере ему самое место. Вообще на эту тему проконсультируйтесь с Машей, она вам поможет.
— Мне показалось, что госпожа Островская относится ко мне несколько неприязненно, — наябедничала директриса.
— Правильно, не фиг было глазками в сторону великого князя стрелять. Видели-то его в первый раз и всего три секунды, а туда же… Значит, если без шуток, то я вас серьезно предупреждаю: в случае возникновения у Георгия Александровича интереса к вам как к женщине, причем неважно, кто был инициатором, как минимум ваша карьера закончена.
— Понятно, не волнуйтесь, я не самоубийца, — улыбнулась дама. — А под какую задачу мне начинать набор персонала?
— Кроме вашей личной операции с женитьбой предстоит еще вот что. Есть у Георгия Александровича дядя Алексей, генерал-адмирал.
— Семь пудов?
— Они самые. Кроме жратвы и выпивки этот субъект до крайности неравнодушен к дамам. Но вьются вокруг него в основном какие-то заграничные девки, а надо, чтоб были наши. Изучите обстановку, прикиньте количество исполнительниц, будут ли они меняться последовательно или по кругу, как их к нему подвести… И еще нужны кадры для заграничных заданий, то есть со свободным знанием европейских языков.
— Ксения как раз свободно говорит по-английски, по-немецки и по-французски, — заметила Татьяна, — но только она не очень красива. Фигура отличная, а вот лицом немножко на лошадь похожа.
— Подумаешь, лошадь! Нам и бегемот при правильном использовании пригодится. Так что зайдите в канцелярию, там вас официально оформят. Счет вам уже открыт, вот реквизиты. Действуйте!
После ее ухода я позвонил Маше:
— Племянница, у меня к тебе просьба. Тут скоро к тебе зайдет моя протеже, помоги ей с организацией эротического театра. Ну и вообще проконсультируй ее в смысле последних достижений в области секса, а то тут народ совсем дикий.
— Да уж такую … мне только и консультировать, она сама кого хочешь за… законсультирует насмерть! Видео ей, конечно, показывать нельзя?
— Видео нельзя, а вот картинки вполне можно распечатать. Так я могу на тебя надеяться?
— Ладно, чего уж там, помогу, а то ведь иначе сам возьмешься — и тогда все, прощай, любимый дядя!
Через неделю мне сообщили — дочь Сюрмонда жива, состояние по сравнению с прошлым годом немного ухудшилось, но пока она транспортабельна.
Гоша написал Сюрмонду письмо, где сообщил, что ему наконец удалось уговорить меня (ужасного, совершенно невозможного человека) заняться его дочерью. Далее он заранее просил извинения за мое высокомерие, эксцентричность, временами переходящую в неприкрытое хамство, и часто случающиеся приступы патологической алчности. Вообще-то в списке моих «достоинств», который я же и написал, пунктов было гораздо больше, но его высочество твердо сказал, что это слишком, и вымарал половину. Мы с ним решили разыграть спектакль про двух следователей, где Гоша застолбил роль доброго.
Тем временем понемногу прибывали вызываемые Татьяной будущие Маты Хари и прочие маркизы Помпадур. Поговорив с Собакиной, я тут же поставил шестому отделу задачу — отправить пару человек, одного в Австралию, другого в Канаду. Каждый пусть ищет там небогатую девушку, из простой семьи, похожую вот на эти фотографии. И чтобы она была согласна на несколько лет уехать работать в российскую глубинку, где за очень хорошие деньги она потрудилась бы гувернанткой, учительницей английского или неважно кем еще. А Ксению я пока направил учиться летать — давно пора было иметь своего человека в Англии, желательно поблизости от де Хэвиленда, который, по отрывочным слухам, уже достиг определенных результатов. Про дела во Франции со временем тоже не помешает узнавать из первых рук, но пока хватало и газет. Они там отличались совершенно восхитительной болтливостью, так что о делах Сантос-Дюмона и недавно занявшегося авиацией Фармана я был в курсе. С Германией же все было просто замечательно — граф Цеппелин писал мне часто и подробно, и не только про свой дирижабль L-2.
А кроме плетения интриг и подготовки шпионских страстей мне скоро предстояло взвалить на свои плечи еще одно направление — ракеты. Я долго сомневался, прежде чем пригласить к нам Циолковского. Он, конечно, талантливый ученый, и неважно, что совершенно непрактичный, я не собирался вешать на него административные функции. Основные опасения внушало то, что Константин Эдуардович был идеалистом и мечтателем, а я таких людей всегда как-то не очень хорошо понимал, поэтому несколько опасался. Но все-таки, подумав, решил, что пусть лучше он мечтает себе здесь, под нашим присмотром и не в такой нищете, как до этого. И желательно подольше не посвящать его в тонкости планируемого применения ракет.
Зелинский уже был озадачен разработкой медленно горящих порохов для ракетных двигателей, и я, вспомнив свои занятия ракетомоделизмом, посоветовал ему попробовать кроме пироксилиновых, смеси сахара с калиевой селитрой, так называемые карамельки, а также эпоксидно-аммониевые. Оптико-механический завод, к которому так и приклеилось неофициальное название «Гомосек», уже сделал хоть как-то работающий гироскоп и под моим присмотром сейчас занимался разработкой релейной автоматики. Оставалось найти руководителя проекта. В голове, кроме строчки из Высоцкого «Где взять? — у нас любой второй в Туркмении…», никаких дельных мыслей не появлялось. Сходить, что ли, в свою Москву, поискать в Интернете? Так ведь мне нужно, чтобы человек был толковым инженером и администратором именно сейчас, а не оставил после себя следы, обнаруженные через век. Это все-таки разные вещи.
