«Однако вскоре все же был получен приказ наркома обороны о назначении меня командиром 3-го конного корпуса…
Через две недели мне удалось детально ознакомиться с состоянием дел во всех частях корпуса, и, к сожалению, должен был признать, что в большинстве частей корпуса в связи с арестами резко упала боевая и политическая работа командного состава, понизилась его требовательность к личному составу, а как следствие понизилась дисциплина и вся служба. В ряде случаев демагоги подняли голову и пытались терроризировать требовательных командиров, пришивая им ярлыки «вражеского подхода» к воспитанию личного состава…»
[285]
.
На одном из сайтов, посвященных РККА, даже делается категорический вывод: «В некоторых частях рядовые солдаты выходили из-под контроля, так как любые методы воздействия на них оборачивались для командиров доносом в органы. Нормальная воинская дисциплина была повсеместно на грани полного разрушения, вся РККА находилась в состоянии глубокого морального разложения»
[286]
. Это, разумеется, чрезмерно широкое обобщение – наряду с частями и подразделениями, где произошло разложение дисциплины, в РККА оставалось немало частей, сохранивших нормальный уровень организованности, иначе она вообще не могла бы оказать сопротивление вермахту в 1941 г. Тем не менее, положение с дисциплиной было весьма серьезным. Недаром при анализе итогов войны с Финляндией проблемы дисциплины были поставлены на первое место. Вот выдержки из соответствующего приказа НКО:
«ПРИКАЗ НАРОДНОГО КОМИССАРА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР № 120
16 мая 1940 г.
Опыт войны на Карело-Финском театре выявил крупнейшие недочеты в боевом обучении и воспитании армии.
Воинская дисциплина не стояла на должной высоте. В отдельных случаях состояние дисциплины не обеспечивало твердого выполнения войсками поставленных им боевых задач (выделено мной. – А. К.).
Войска не были подготовлены к боевым действиям в сложных условиях, в частности к позиционной войне, к прорыву УР, к действиям в суровых условиях зимы и в лесу.
Взаимодействие родов войск в бою, особенно в звене рота – батарея, батальон-дивизион, являлось наиболее узким местом.
Основной причиной плохого взаимодействия между родами войск было слабое знание командным составом боевых свойств и возможностей других родов войск.
Пехота вышла на войну наименее подготовленной из всех родов войск: она не умела вести ближний бой, борьбу в траншеях, не умела использовать результаты артиллерийского огня и обеспечивать свое наступление огнем станковых пулеметов, минометов, батальонной и полковой артиллерии.
Артиллерия, танки и другие рода войск также имели ряд недочетов в своей боевой выучке, особенно в вопросах взаимодействия с пехотой и обеспечения ее успеха в бою.
В боевой подготовке воздушных сил резко выявилось неумение осуществлять взаимодействие с наземными войсками, неподготовленность к полетам в сложных условиях и низкое качество бомбометания, особенно по узким целям.
Подготовка командного состава не отвечала современным боевым требованиям.
Командиры не командовали своими подразделениями (выделено мной. – А. К.), не держали крепко в руках подчиненных, теряясь в общей массе бойцов.
Авторитет комсостава в среднем и младшем звене невысок. Требовательность комсостава низка. Командиры порой преступно терпимо относились к нарушениям дисциплины, к пререканиям подчиненных, а иногда и к прямым неисполнениям приказов (выделено мной. – А. К.).
Наиболее слабым звеном являлись командиры рот, взводов и отделений, не имеющие, как правило, необходимой подготовки, командирских навыков и служебного опыта.
Старший и высший комсостав слабо организовал взаимодействие, плохо использовал штабы, неумело ставил задачи артиллерии, танкам и особенно авиации.
Командный состав запаса был подготовлен исключительно плохо и часто совершенно не мог выполнять свои обязанности…»
[287]
Низкий уровень дисциплины и организованности, подрыв доверия рядовых подчиненных к офицерам, офицеров – друг к другу и к вышестоящим начальникам открыто вышли на поверхность в июне-июле 1941 г. и явились одной из важнейших причин паники и дезорганизации, охватившей войска, подвергшиеся ударам вермахта, а особенно те из них, которые очутились в окружении, что приводило к массовой сдаче в плен
[288]
.
Наконец, пятая серьезная ошибка, на которую я хочу обратить внимание, состояла в неправильном планировании наращивания танкового и авиационного парка. Наибольшие темпы поставки военной техники пришлись на середину 30-х гг., что привело накануне войны к формированию его нерациональной возраст-ной структуры (перегруженность устаревшими типами машин)
[289]
. Если учесть, что тогдашняя военная техника, особенно производившаяся в первой половине 30-х гг., не могла выдерживать длительных сроков эксплуатации (невысокое качество ходовой части, слабая трансмиссия у танков, низкий моторесурс двигателей у танков и самолетов), а производство запасных частей к устаревшим моделям прекращалось, танковый и авиационный парк оказался перегружен не только технически устаревшими, но также и крайне изношенными машинами.
* * *
Я настаиваю на том, что это именно ошибки, а не следствия далеко рассчитанных планов напасть первыми 6 июля 1941 г. или подставить РККА под серьезное поражение, дабы психологически оправдать военно-политический альянс с Гитлером, как о том рассуждают авторы некоторых фантастических романов о войне. Конечно, если выхватывать отдельные из предъявленных мной претензий, то такие выводы возможны – и в зависимости от того, какую из этих ошибок изолированно рассматривать, можно будет сформулировать и очередную оригинальную гипотезу о коварном замысле Сталина. Но в совокупности они представляют собой именно то, чем и являются – нагромождением ошибок, вытекающих из проникновения формально-бюрократического подхода и некомпетентного вмешательства в военную стратегию и строительство вооруженных сил, в подбор и расстановку кадров, что, в свою очередь, вытекает из общего факта глубокой бюрократизации государственной власти.
