— Не сомневайся! В темницу преступника!
— Кора, не спорь с ней! — по-русски крикнул Черепанов, когда его поволокли из тронного зала. — Найди Алексея и всё ему расскажи! Он что-нибудь придумает!
Конечно, он что-нибудь придумает. Да Лёха с германцами всю здешнюю стражу перебьет к чертям собачьим! Главное, чтобы он узнал…
Нет, этого не может быть!
В голову Черепанову пришла очень скверная мысль: а ведь эта гнусная баба не может не знать о Первом Германском легионе. Но легион — в миле от города, а Лёха сейчас не со своими варварами, а в особняке Корнелии. Без всякой охраны, если не считать двух телохранителей. Надо же так глупо… недооценить противника.
Вручение заслуженной награды, блин! Так по-дурацки попасться!
Нет, Лёху так просто не взять! — попытался убедить себя Черепанов. — Он справится!
Геннадию очень хотелось в это верить, потому что другой надежды у него не было. Заступничество пары-тройки сенаторов… Фигня! Это империя, а не республика. Нет, единственный реальный аргумент, с которым посчитается если не эта мстительная баба, так ее окружение, это мечи Лёхиных германцев. Главное, чтобы они подоспели вовремя…
И какого хрена он поперся в этот чертов Рим! Дурак! Послушал бы Лёху — были бы уже в Херсонесе. А там им сам Юпитер Капитолийский — не указ!
— Кора! Если что — уходи к нашим! Расскажи всё Трогусу! Я люблю тебя!
— Я тоже тебя люблю! — Корнелия, сжав кулачки, глядела, как уводят ее любимого.
— Аудиенция окончена! — Наруменная рожа мачехи — неприкрытое ликование. — Ступай домой, дочь моя! И помни, что я велела!
В другое время Корнелия нашла бы, что ответить. Достойно. И обидно. Но сейчас она была в полной растерянности. В смятении. Никогда и никто не обходился так с ней, благородной Корнелией Престой. Лишь однажды она чувствовала себя такой же слабой и беспомощной… Когда дикие варвары напали на поместье ее отца в Мезии. Но тогда ее спас именно Геннадий Павел…
Что он сказал ей? Что любит… А что еще?
— Домна соблаговолит следовать за мной…
Дворцовый раб. Ну да, аудиенция окончена.
Корнелия глянула в сторону трона… Пусто. Когда мачеха успела уйти?
Не думая ни о чем, Корнелия двинулась прочь из зала…
Долго, очень долго она бродила по дворцу. Не обращая ни на кого внимания. Ни с кем не здороваясь. Впрочем, и с ней никто теперь не здоровался. Слухи в Палатине распространяются быстро.
Дворцовый раб таскался следом (ему ведь приказали сопровождать), не решаясь обратиться к патрицианке. В милости или в немилости, но она по-прежнему оставалась сестрой принцепса…
Когда Корнелия вышла из дворца, шел уже девятый час дня по римскому времени. Она оглянулась в поисках носилок… Однако носилки куда-то пропали. Вместе со слугами и рабами-носильщиками.
На самом деле причина «пропажи» была лишь в том, что Корнелия покинула дворец через другие врата, но она забыла об этом.
Вокруг кипел человеческий муравейник форума. Чужие лица… Алчные взгляды… Наверное именно эти взгляды, липкие, грязные, хищные, ощущаемые почти как прикосновения (хотя вряд ли кто-то рискнул бы ее тронуть на глазах преторианской стражи) и заставили Корнелию прийти в себя. Она опомнилась… и похолодела, осознав свое положение. Благородная патрицианка, вся в драгоценностях — одна в толпе. И некому защитить. Хорошо, если ее просто ограбят… Она спешно накинула на голову паллу, чтобы скрыть драгоценности в волосах и на шее, сделала несколько неуверенных шагов…
— Могу я чем-то помочь домне?
Корнелия стремительно обернулась — и уткнулась носом в дурно пахнущий кожаный нагрудник. Выше нагрудника — толстая шея и попорченное шрамами грубое лицо. Маленькие холодные глазки человека, которому убить — что виноградину съесть. А рожа знакомая… Корнелия его уже видела когда-то… Такие, как он, не забываются.
— Я не знал, что ты в Риме, домна, — голос хриплый, низкий, подстать внешности.
— Вчера… Мы приехали только вчера, — Корнелия постаралась, чтобы голос не выдал ее страха. Рука нащупала спрятанный под паллой маленький нож… Вряд ли поможет. Против такого быка… Где же она его видела?
— Не можешь меня вспомнить? — угадал ее мысли человек с попорченным лицом. — Понимаю. Людей в Риме много и всем нужны деньги. А у тебя они есть, домна.
— Есть, — согласилась Корнелия. — Пока еще есть…
Она уже не видела форума. Вокруг патрицианки и человека со шрамами образовался живой барьер, заслонивший ее и от толпы и от преторианцев на ступенях дворца. Живой барьер из такого же отребья, как и собеседник Корнелии.
А тот широко улыбнулся. Во рту блеснул зубной мост. Золотой.
— Мне не нужны твои деньги домна, — сказал он. — Во всяком случае — сейчас. Но в будущем я мог бы оказаться полезен. Меня зовут Антоний Гордиан Онагр. Я — отпущенник и клиент
[74]
твоего отца. Исполнял для него кое-какие… поручения. Я умею быть полезным, домна!
Корнелия вздохнула с облегчением. Пальцы, вцепившиеся в рукоять ножа, разжались. Она вспомнила этого человека. Видела пару раз в доме отца. Мельком. После захода солнца.
Она снова стала собой: благородной римлянкой из рода Гордианов.
— Проводи меня домой, Онагр. И найди мне носилки.
Да, носилки. Это правильно. Ноги болят… Ее маленькие кальцеи из безупречно белой кожи, усыпанной драгоценностями, — не слишком подходящая обувь для прогулок по Риму…
Глава четвертая
Дом Корнелии Престы Гордианы, затем — Аппиева дорога. Бегство
Кровь. Повсюду кровь. Лужи крови. Много… Отрубленная кисть руки… Еще одна — с серебряным перстнем, который никто не потрудился снять… И труп.
Это Фульминат.
Чернокожего телохранителя Алексия Виктора буквально изрубили на куски.
Несколько часов назад интерьер этого дома был одним из самых блестящих в Риме. Множество слуг следило за его чистотой. Каждая вещь — произведение искусства. Каждая вещь — на своем месте. Войди — и окунешься в атмосферу утонченной роскоши. В атмосферу утонченных удовольствий. Дом, в котором хозяин чувствует себя богом…
Теперь здесь — как на бойне рядом с Бычьим Форумом
[75]
.
Корнелия замирает в ужасе, делает шаг и едва не падает, поскользнувшись на залитой кровью мозаике.
Онагр подхватывает патрицианку и отодвигает в сторону.
