— Всех четверых — поучить как следует! — сказал он строго. — Но не убивать и особо не калечить… А… Вот этому, — Коршунов указал пальцем на амбала и задумался… Что бы такое учудить? Потом вспомнил «ваххабитовы» посулы, и распорядился: — Отрезать уши!
И двинулся к бассейну. Смотреть на экзекуцию у него не было никакого желания, а в том, что всё будет сделано в точности, как он сказал, можно было бы не сомневаться. Велел бы не уши отрезать, а шкуру аккуратно снять и соломой набить, исполнили бы с удовольствием.
Минут через пять, когда он нежился на солнышке и кушал изюм с черносливом, принесенный банным рабом, на него упала тень.
Один из его бойцов.
— Аласейа, — застенчиво проговорил он. — Можно, мы это себе возьмем?
На широченной ладони гота лежали две окровавленные золотые сережки.
— Забирайте, — великодушно разрешил Коршунов и снова расслабился. Все-таки жизнь прекрасна. И даже справедлива. Если ты — имперский легат.
— Чего хотели от тебя эти барсуки? — поинтересовался Ахвизра, присаживаясь на корточки рядом с Коршуновым.
— Им не понравилось, что я — христианин.
— А ты — христианин? — Гот был искренне удивлен.
— А ты не знал?
Ахвизра пожал мощными плечами, испещренными не слишком искусными татуировками.
— Я знал, что твоя тиви Стайса
[18]
— христианка. О тебе — не знал. Ты не похож на христианина.
— Вот как? — Теперь удивился уже Коршунов. — А что ты о них знаешь?
— Я слыхал: ваш бог запрещает людям убивать.
— Это плохо?
— Почему же? — Ахвизра осклабился. — Наоборот, хорошо. Из таких получаются отличные рабы.
— Что ж, — произнес Коршунов, — ты прав. Наш бог не одобряет убийство. И еще многое другое. Но христиане бывают разные. Выходит, я — не очень хороший христианин…
— Зато ты — отличный вождь! — вставил Ахвизра.
— …Но я не люблю, когда убивают моих ближних, — продолжал Алексей. — И предпочитаю убить тех, кто хочет это сделать, немного раньше. Думаю, невелик грех, ведь я убью одних, чтобы сохранить жизни других.
— Своих, — подчеркнул Ахвизра. — Думаю, я бы тоже мог стать таким христианином. Своих я ни за что не стану убивать.
Гот все понял по-своему, но Коршунов не стал его разубеждать. Бесполезно убеждать волка не есть мясо.
— Завтра утром мы отплываем, — сказал он. — Сообщи капитану.
— Завтра так завтра. Но я бы еще остался на денек-другой. Мне здесь нравится.
— Еще бы! — усмехнулся Коршунов. — Бездельничать, есть, пить и валяться с девками. Хочешь задержаться — я не против. Но тогда завтра с утра — учения по лагерному расписанию.
— Нет уж! — Мотнул головой Ахвизра. — Аласейа сказал «отплываем», значит — отплываем. Как можно спорить с вождем!
* * *
Безухий амбал (он оказался небедным купцом из Финикии), не нашел ничего более умного, как подать на Коршунова жалобу.
В результате был оштрафован на сто денариев. За оскорбление Империи в лице ее полномочного представителя. Еще дешево отделался. Судья скостил штраф, учтя отрезанные уши. Хотя, строго говоря, это было нарушением закона, так как ответчик на суд не явился, а доставить его у финикийца уж точно не было никакой возможности
[19]
. Однако судья счел, что от имени Рима может выступать он сам. Тем более, что деньги эти шли не Коршунову, а в городскую казну. Формально, конечно, они предназначались принцепсу, но вряд ли император узнает о такой мелочи, как сто денариев.
Купец денег не заплатил. Судья (им был один из мэров) не сообразил отдать приказ о задержании, и безухий преступник совершенно спокойно сел на корабль и свалил в неизвестном направлении.
А на следующее утро, вдоволь налюбовавшись красотами города, отплыл и Коршунов.
До свиданья, Лаодикия! Следующая остановка — Триполис Финикийский.
Глава пятая
Близ побережья Сирии. Пираты «сирийского» моря
В Триполисе они не задержались. Коршунов предъявил в порту свои грамоты, выданные еще тогда, когда они отбывали в Сирию. Само собой, они немного устарели, но местному портовому начальству хватило. В грамотах было велено оказывать подателю сего всяческое содействие. Которое и было оказано: поставили на загрузку-разгрузку, минуя общую очередь и без всяких «подарков» и пошлин.
Тем не менее они с Настей и Красным прогулялись по городу. Триполис был красив. Белые колонны и портики, выложенные ровными чистыми плитами мостовые, фонтаны и общественные бассейны, великолепные статуи, великолепные фронтоны общественных зданий и, конечно, храмы, храмы, храмы… Большие и поменьше. Изящно-элегантные и внушительно-респектабельные… Обычное дело при здешнем обилии богов. Словом, это был типичный римский город восточного Средиземноморья. Единственное отличие — солидная каменная крепость на берегу.
Говорили здесь на головоломной смеси из нескольких языков, но Коршунов вполне мог бы на нем изъясняться
[20]
, а Анастасия даже говорить.
В общем, прогулялись по главной улице, покушали зажаренных в муке морепродуктов: мелких кальмарчиков, креветок, акульих мальков, запили эту прелесть разбавленным охлажденным вином и отправились восвояси. На корабль то есть.
Загрузка продуктов и воды уже закончилась. Ахвизра вернул Коршунову сдачу с оставленных для закупки ауреев, и «Любимчик Посейдона» отчалил.
От Триполиса до Тира, где Коршунов намеревался задержаться подольше, — рукой подать. Три дня пути при попутном ветре. Тем не менее без приключений не обошлось. На «Любимчика» напали пираты.
Случилась это глупая шутка, когда они уже миновали Берит
[21]
и до Сидона
[22]
оставалось миль десять.
