— О да. Но что же господин королевский граф делает здесь, в наших краях?
— Я здесь чисто случайно, — Александр светски улыбнулся. — И сразу же заметил четкую организацию судопроизводства. Дело ясное: мальчишка крал в общинном лесу хворост, за что его можно наказать: бить палками, сбросить со скалы в море, продать в рабство.
— Скорее всего, мы так и поступим, господин королевский граф.
— Что ж, — пожал плечами хевдинг. — Вы абсолютно правы, уважаемый судья. Но прежде всего я бы установил личность обвиняемого.
— Этим мы как раз сейчас и займемся! Эй, вы, давайте же, делайте свое дело!
Один из верзил, обернув руку тряпицей, выхватил из костра пылающую головню.
— Подождите! — Саша поднял руку. — Может быть, стоит еще раз спросить обвиняемого?
— Думаю, бесполезно. — Судья помотал головой. — Сколько раз мы у него уже спрашивали, а он все молчит, упрямый. Но дело-то ясное.
— И все же я бы хотел попробовать.
— Изволь, любезнейший господин граф. Эй! Тащите вора сюда!
Ага! Эльмунд уже улыбался. Правда, быстро с собой справился, опустил глаза — не дурак, далеко не дурак, несмотря на юный возраст.
— Скажешь ли ты нам, юноша, свое имя? — вкрадчиво вопросил Александр. — Ну, говори же!
— Меня зовут Эльмунд. Эльмунд, сын Ингульфа.
— Эльмунд, сын Ингульфа? — Манлий обескураженно потер виски. — Так ты что же, вандал, парень?
— Да, именно так и есть.
— Что ж ты сразу-то не сказал?! Тогда мы бы судили тебя по твоим законам…
— Такая возможность еще есть, — с улыбкой напомнил хевдинг. — Но…
— Я знаю законы вандалов! — уверенно заявил судья, подозрительно взглянув на королевского графа.
Да, похоже, здесь чужого вмешательства не потерпят. Места достаточно глухие, отдаленные… Кто знает, что может отучиться в здешних лесах и с графом, и с его слугой? Да все, что угодно! Нет, на рожон явно лезть не следует, и с наскоку этого судью не взять. Он ведь судит сейчас не местного — чужака. А значит, хоть какое-то наказание да должно быть. И с Элькой ведь так и договорились: если что, он просто собирал хворост в чужом лесу!
Хевдинг поклонился судье и старейшинам:
— Не сомневаюсь в ваших возможностях. Прошу разрешения присутствовать, обязуюсь не вмешиваться.
А вот такие слова явно угодили и Манлию, и старикам, и вообще всем. Нечего тут лезть со своим уставом в чужой монастырь, никому это просто так с рук не сойдет, даже королевскому графу!
Еще раз поклонившись, Саша отошел к возам и, что-то быстро шепнув Маргону, вручил ему кошель с деньгами.
— Итак, сколько тебе лет, Ингульф, сын Гилдуина? — первым делом осведомился судья.
— Эльмунд, сын Ингульфа.
— Так сколько же?
— Не знаю точно, но двенадцать есть.
— Славно! — Манлий обрадованно потер руки. — Значит, по всем законам ты подлежишь любому суду, и нет никакой надобности привлекать сюда твоих родичей. Ты уже достаточно взрослый, чтобы все понимать. Согласен со мной?
— Да.
— Надо добавлять — «уважаемый судья».
— Да, уважаемый судья.
— Тогда продолжим. Что ты делал в общинном лесу ночью, Эльмунд, сын Гил… сын Ингульфа?
— Я собирал хворост. Холодно было, замерз.
— Собирал хворост! — захохотали в толпе — Нет, ну вы слышали? Замерз он.
— Хорошо хоть, признался!
— И еще забыл сказать о сломанном дереве!
— О ветке.
— Да какая разница?
— Тихо, тихо, уважаемые! — Манлий Фрелус погрозил собравшимся пальцем и, дождавшись тишины, приосанился: — Продолжаем суд, господа. То есть уже заканчиваем. На основании выслушанных ранее свидетелей и признания самого подозреваемого в краже Эльмунд, сын Ингульфа, признается виновным в преступлениях, прямо указанных в «Правде вандалов», народа, к которому упомянутый Эльмунд принадлежит и законам которого обязан следовать. В соответствии с этими законами, а именно — разделом о разных покражах, где сказано…
Манлий чесал текст наизусть, чем вызвал немалое уважение Саши, вообще ценившего профессионализм в любом, даже самом маленьком деле.
— В «Правде вандалов» сказано: если кто украдет из чужого леса чужие дрова, присуждается к уплате трех солидов. Разумеется, в пользу общины.
При этих словах старейшины довольно переглянулись, а толпа радостно зашумела. Стоявший у возов Александр тоже улыбнулся: он знал, что, так или иначе, а платить придется, и ничего с этим не поделать. Конечно, если бы за спиной находился отряд воинов, даже самый небольшой, тогда можно было бы и придраться к чему-нибудь, а так… Надо действовать осторожно.
Ситуация была непростой, но вполне разрешимой — хватило бы только средств.
— Тише, тише, господа! Это еще не все. Эльмунд, сын Ингульфа, сломал в общинном лесу дерево, ветку… В «Правде вандалов» на этот счет сказано следующее: если кто срубит, попортит или подожжет в лесу чужой материал, присуждается к уплате пятнадцати солидов!
Саша чуть не поперхнулся: ох, немало! Это при том, что стельная корова стоила солида два-три.
— А еще мне тут сказали — этот Эльмунд, сын Ингульфа, по пути сломал изгородь. Так, Эльмунд?
— Не ломал я никакой изгороди!
Черт!
Хевдинг похолодел: а вот это мальчишка сказал явно зря! Соглашался бы со всем, чего уж — все равно платить.
— В «Правде вандалов» сказано о повреждении изгороди: если кто отрежет два или три прута либо сломает, присуждается к уплате пятнадцати солидов! Итого вместе получается тридцать три солида!
Все зашумели, радовались. Еще бы: стрясти с чужака такие деньги, или, раз у этого грязного бродяги их нет, на законных основаниях продать в рабство, или использовать как бесплатную рабочую силу. Конечно, лучше бы деньги, но…
— Да не ломал я никаких изгородей!
— Уважаемые старейшины! — Манлий гордо поднял руку. — Раз преступник отпирается, то, в соответствии с «Правдой», мы учиняем ему Божий суд!
Вот! Это было то, чего так боялся хевдинг. Ох, Эльмунд, Элька… Глупый, упрямый мальчишка! Получил теперь на свою задницу.
На костер быстро поставили котелок и, дожидаясь, пока закипит вода, судья счел необходимым напомнить:
— Отрицающий свою вину обвиняемый должен будет вытащить из кипящей воды кольцо. Если рука его покраснеет и покроется волдырями, он, несомненно, виновен, если же нет — что ж, нам придется его отпустить.
— Выкуп, — вдруг вспомнив, Александр радостно зашептал Маргону. — Скажи, что ты знаешь его родичей и согласен заплатить выкуп. Ну, иди же!
