Он ведет светскую беседу, дабы впустую потратить назначенное мне время, сообразила я. Чем дольше мы обсуждаем моего покойного папеньку, Чарльза Диккенса и число периодических изданий, доступных тем, у кого имеются средства, тем меньше остается времени на мои вопросы. Минуты попросту утекают. Стрелки на часах подберутся к полудню, и не успею я оглянуться, как неотвратимо явится наторелый помощник стряпчего и выгонит меня, напомнив, что сегодня конторе предстоит еще множество приемов, а мое время завершилось.
— Мистер Рейзен, — с нажимом промолвила я, и он уставился на меня, распахнув глаза, — судя по его лицу, он был непривычен к тому, что прочие люди, и в особенности женщины, его перебивают. Как поступать в таком случае, он, очевидно, не ведал. — Я прошу прощения, однако не могли бы мы перейти к делу? Есть вещи, кои мне хотелось бы с вами обсудить.
— Конечно, мисс Кейн, разумеется, — отвечал он, взяв себя в руки. — Все в порядке, не так ли? У вас нет проблем с жалованьем? Вас не затрудняет Хеклинг?
— Жалованье выплачивается вовремя, — сказала я. — И мои отношения с мистером Хеклингом, пожалуй, хороши в допустимых для этого человека пределах. Но должна признать, что предыдущая наша встреча — собственно говоря, единственная наша встреча — завершилась весьма неудовлетворительным манером.
— Да? — спросил он. — Как так?
— Мистер Рейзен, прибыв в Норфолк, я была счастлива получить работу, счастлива обрести дом. Счастлива начать жизнь заново после папенькиной кончины. Ныне же я понимаю, что согласилась занять свое место, надлежащим образом не поразмыслив. Я должна была задать немало вопросов — да и немало вопросов должны были задать мне. Но так уж оно сложилось, и прошлого не изменишь. Однако теперь, пробыв здесь несколько недель и обустроившись, вынуждена сознаться, что меня одолевает… — Я умолкла, подбирая верное слово.
— Любопытство? — подсказал он. — Недоумение?
— Тревога, — сказала я. — Имели место несколько необычайных происшествий, и, говоря по чести, я не нахожу им объяснения, кое не понудит вас усомниться в моем душевном здравии. Я, впрочем, с вашего позволения, их пока отложу и обращусь к более практическим обстоятельствам. Мистер Рейзен, я хотела бы спросить вас напрямик и буду очень признательна, если вы прямодушно мне ответите.
Стряпчий медленно кивнул, и лицо его окрасилось волнением. Быть может, он постиг, что дальнейшее притворство тщетно. Он слегка развел руками, двумя пальцами извлек крошку табака из зубов и вновь сунул в рот трубку. На миг его облик растворился в сером дымном облаке.
— Спрашивайте, мисс Кейн, — обреченно промолвил он. — Не могу вам обещать, что отвечу. Как вы понимаете, я связан обязательством хранить некую конфиденциальность касательно своих клиентов. — Он слегка вздохнул и, по видимости, смягчился. — Но прошу вас, спрашивайте. Обещаю предоставить вам ответ, если смогу.
— Мистер и миссис Уэстерли, — сказала я. — Родители моих подопечных. Где они?
Он кивнул и отвернулся. Я могла бы поклясться, что он ничуть не удивился — именно этого вопроса он и ждал.
— Вы пробыли у нас в деревне уже несколько недель, — сухо отметил он.
— Совершенно верно.
— В таком случае меня немало удивляет, что вам потребно задавать подобный вопрос. Видите ли, я прожил в Годлине всю жизнь и всегда полагал, что сплетничают здесь превосходно. В вопросах передачи сведений я полагаюсь на местные сплетни более, чем на Королевскую почтовую службу.
— Я осведомлялась о родителях Изабеллы и Юстаса у нескольких людей, — сказала я. — Но всякий раз мне отвечали враждебностью и упрямым молчанием. Стоит мне произнести «супруги Уэстерли», как все меняют тему беседы. Не успею я и глазом моргнуть, как мы обсуждаем погоду, или цены на урожай, или шансы мистера Дизраэли стать премьер-министром.
[27]
Все, от девушки в чайной до викария в церкви, дают мне один и тот же ответ.
— Какой же?
— Спросите мистера Рейзена.
Он рассмеялся:
— Что вы и делаете.
— Да. Что я и делаю. Спрашиваю мистера Рейзена.
Он с шумом выдохнул, встал, подошел к окну и выглянул на двор, где в углу, заметила я, уже пламенела листва дикого клена. Обок росла вереница весьма замечательных розовых кустов — любопытно, кто за ними ухаживает, он сам или мистер Крэтчетт. Я, впрочем, решила не прерывать ход его мыслей; казалось, в эту минуту он раздумывал, поведать ли мне правду, и, если поторопить его решение, я так ничего и не узнаю. После долгого молчания он воззрился на меня до того серьезно, что я сполна ощутила, каково это — явиться пред его очи обвиняемой.
— То, что я готов вам изложить, мисс Кейн, — начал он, — записано в публичных документах, а посему нарушением конфиденциальности не грозит. Правду вам сказать, я удивлен, что вы этого еще не знаете, — чуть более года назад газеты раздули из этой истории некий скандал.
Я нахмурилась. Говоря по чести, невзирая на красивые слова, я никогда не заглядывала в газеты. Я, разумеется, поверхностно следила за политикой. Я помнила, как зовут премьер-министра и министра внутренних дел.
[28]
Я немножко знала о войне в Пруссии
[29]
и покушении в Киеве,
[30]
поскольку эти предметы обсуждались в учительской Святой Елизаветы. Но в остальном я, пожалуй, пребывала в неведении касательно новостей современности.
— Родители этих детей… — промолвил мистер Рейзен. — Вероятно, мне надлежит начать с мистера Уэстерли. Я, понимаете ли, знал его с детства. Мы вместе учились. Мы росли почти братьями. Мать моя умерла, когда я был мал, и мой отец воспитывал меня один. А поскольку служил он только у мистера Уэстерли, мы с Джеймсом были вместе с ранних лет.
— У меня похожая история, — заметила я. — Моя мать умерла, когда мне было девять.
