— Ясно, — задумчиво протянула она. — Какая чуткость. И вы думаете, это не воспрепятствует вашей службе у нас?
— Если вы будете так добры и примете меня назад, я надеюсь записать Юстаса в Святого Матфея через дорогу. Никаких препон я не предвижу.
— Ну хорошо, мисс Кейн, — промолвила она, поднявшись и пожав мне руку. — Через несколько недель мисс Паркин нас покинет, и вы можете занять ее место. Но вы даете мне слово, что на вас можно положиться и вы не подведете меня.
Я согласилась и ушла, облегченно вздыхая; вся моя прошлая жизнь как будто возвращалась ко мне. Папеньки в ней больше не было, зато появился Юстас.
Глава двадцать пятая
Миновало несколько месяцев, и мы с Юстасом поселились в домике в Кэмберуэлл-гарденз; на задах у нас был садик, где гулял щенок. Дни наши проходили весьма однообразно. Мы вместе завтракали по утрам и десять минут шли на занятия — я ждала у ворот, пока Юстас переступит порог своей школы, и направлялась к себе на службу. После уроков мы снова встречались и вместе шли домой, ужинали, а затем читали или играли, пока не наступала пора ложиться спать. Мы были довольны своим жребием.
В новой школе Юстас расцвел. События, случившиеся несколько месяцев назад, он как будто совершенно оставил в прошлом, и со временем я поняла, что он вовсе не желает о них говорить. Подчас я заговаривала о его отце, матери и сестре, но толку из этого не выходило. Он тряс головой, переводил беседу на что-нибудь другое, зажмуривался, удалялся прочь. Что угодно, лишь бы не говорить об этом. И я научилась уважать его желания. Со временем, полагала я, став постарше, быть может, он захочет обсудить со мною эту историю. И когда он будет готов, я тоже буду готова.
У него завелись друзья, особенно он сдружился с двоими, Стивеном и Томасом, — они жили по соседству на нашей улице и ходили в ту же школу. Мне нравилось, когда они приходили к нам в гости; они, конечно, озорничали, но не хотели дурного, были добросердечны, а их проказы немало забавляли меня. Конечно, мне исполнилось всего двадцать два года; я все еще была молода. Мне нравилось общество других детей, и я была в восторге от того, сколько радости они доставляют Юстасу. Прежде у него не бывало друзей; прежде была одна лишь Изабелла.
Словом, мы жили счастливо. И я верила, будто ничто на свете нашего счастья не омрачит. Никто не тронет нас.
Глава двадцать шестая
Эти последние строки я пишу поздно ночью. Наступил декабрь. Ночь за окном темна, а улицы вновь заполонил ужасный лондонский туман. В доме холоднее обычного, и так обстоят дела уже не первую ночь, хотя я подбрасываю в камин лишнего угля и весь вечер исправно поддерживаю огонь.
В последние дни Юстас стал молчаливее, и причины тому я не ведаю. Я спрашивала, все ли у него благополучно, а он лишь пожимал плечами и заявлял, будто не понимает, о чем я говорю. Я предпочла не настаивать. Если что-то случилось, он расскажет мне, если пожелает.
Однако сегодня, когда я пыталась заснуть, что-то меня пробудило. Некий шум за окном. Я поднялась и выглянула наружу, но в мареве ничего не различила. Я замерла и прислушалась; шум долетал не с улицы — шум раздавался в доме.
Я вышла в темный коридор, прихватив с собою свечу, и подкралась к спальне Юстаса; ночью он затворил дверь, хотя я неизменно велю ему оставлять ее приоткрытой. Я потянулась к ручке, но не успела я открыть, как, к моему удивлению, шум донесся из-за двери. Я прижалась к ней ухом и расслышала голоса — два голоса тихо, серьезно вели разговор. Сердце у меня екнуло. Быть может, это у Юстаса такая игра? Изображает фальшивый голос, каким-то превратным манером ведет беседы сам с собой? Я прижалась к двери крепче, попыталась разобрать слова и со всей недвусмысленностью поняла, что один из собеседников — безусловно Юстас, однако второй голос — девичий. Как такое возможно? В нашем доме девочки не живут; помимо меня, ни единое существо женского пола не переступало этот порог с самого нашего приезда.
Я вслушалась внимательнее, не желая входить, пока не пойму, о чем они ведут речь, но дубовая дверь заглушала разговор. А затем яснее ясного до меня донеслось одно слово. Всего одно слово, кучка слогов, четко произнесенных Юстасом, — они сорвались с его губ, пронеслись по воздуху, нырнули под дверь и просквозили мне в ухо. Я застыла, и кровь мою сковала стужа, лицо заледенело, оторопь и ужас овладели мною, едва я постигла, что же такое промолвил он.
Одно лишь имя.
— Изабелла.
