Осмотрелся — оттащить бы куда в сугроб. Шатнуло. Черт с ней, кому она нужна-то? Все видели, как эта пьяная тербень у костра на снегу валялась. Вот и замерзла. Бывает. Махнув рукой, Матоня пнул ногой остывающий труп и исчез во мраке ночной непогоды.
— Беда, Олег Иваныч! — среди ночи, полуодетый, постучал в каюту воеводы Гришаня. — Пожар!
— Мать ети… — выругался спросонья адмирал-воевода. Напольные часы в углу, недавно подаренные одним из капитанов, показывали пять. — Что горит-то?
— «Николай Угодник».
— Господи, надо ж, угораздило. — Олег Иваныч быстро оделся и накинул шубу. Жену, тоже заинтересовавшуюся пожаром, ждать не стал — выбежал вслед за Гришей, на ходу справился: — Тушат?
— Тушат, — угрюмо кивнул Гришаня. — Только нечего уже тушить-то. Хорошо, народишку немного пожглось — в избах ночевали, а из тех, кто на коче, мало кто спасся.
Выл ветер, бросая в лицо снег. В избах зажигали свечи. Глухо ударил церковный колокол. Со всех концов острога к «Николаю Угоднику» бежали люди. Кто с багром, кто с лопатой, кто с ведрами. Впрочем, тушить там уже действительно было почти нечего: нерпичий жир и ветер сделали свое черное дело, и взору Олега Иваныча предстали лишь догорающие остатки киля. Хорошо хоть, пороха на коче было мало — корабль использовался как рыболовецкая база и имел на вооружении лишь четыре пушки да пару кулеврин ближнего боя — иначе хороший взрыв далеко рассеял бы горящие обломки — а рядом стояли две каравеллы. Уцелевшие остатки команды коча молча оттаскивали в сторону обгоревшие трупы. Геронтий с Ваней деловито осматривали мертвых — а вдруг кто живой? Успеть бы вовремя оказать помощь.
Олег Иваныч кивнул лекарю, подошел ближе:
— Вы-то как узнали?
— У отца Меркуша с Ваней гостевали, — утирая со лба пот, пояснил Геронтий. — Зарево-то поднялось — чуть не до неба.
— Да костер тут жгли мужички, — вспомнил Гриша. — Нашли место. Видно, ветер и сыпанул искры на коч, он же просмоленный — много ли надо?
Покачав головой, Олег Иваныч, отправив подвернувшегося под руку Гришу на выявление и опрос возможных свидетелей, самолично, скинув дорогую, крытую золотистой парчой шубу, замерил расстояние от костра до догорающих остатков судна, тщательно занес его в протокол осмотра, со слов Геронтия и Вани отметил месторасположение трупов.
— Да вон они все тут, сердечные, — совсем по-взрослому махнул рукой отрок. — На корме, где каморка с печью. С кормы и пошел пожар.
— Раненые есть кто?
Подошедший Геронтий отрицательно покачал головой. Похоже, все спящие в кормовой части коча ушкуйники сначала отравились угарным газом, а уж потом обгорели. Впрочем, нет. Не все.
— Вон, баба какая-то, — Ваня показал рукой на женский труп в расстегнутом нагольном полушубке. — Совсем не обгорелая. Правда, переваром от нее так и разит. Видно, отравилась или спьяну замерзла. Рядом с костром в снегу лежала.
— В снегу, говоришь? — заинтересовался Олег Иваныч. — Геронтий, осмотришь? А ты, Ваня, видишь вон, мужики. Поспрошай, может, опознают.
Довольный порученным делом, отрок степенно кивнул и, запахнув поплотнее шубейку — Геронтий велел беречь пробитое стрелой легкое, — подошел к группе ушкуйников, живо обсуждавших случившееся. Подумав, Олег Иваныч направился следом — мало ли, упустит чего пацан. Кто-то тронул его за рукав. Адмирал обернулся — Геронтий. Лекарь был крайне серьезен:
— Отойдем?
Олег Иваныч кивнул и вслед за Геронтием отошел от места происшествия, ближе к избам, кои образовывали, так сказать, центральную — впрочем, и единственную — площадь острога.
— Девица умерщвлена, — тихим голосом сообщил Геронтий, он вообще не говорил громко. — Причем весьма ловко.
— Как именно?
— Скручена шея. По-видимому, одним движением. Тот, кто это сделал, не только очень силен, но и специально таким делам обучался.
Молча кивнув — Геронтия можно было и не предупреждать о тайне следствия, и без того не отличался болтливостью, — Олег Иваныч поднял со снега шубу и, накинув ее на плечи, медленно направился к «Святой Софии».
Евдокся. Распутная вдовица Евдокся — так звали убитую. Знал ее весь острог, особенно молодые неженатые парни — давала всем и каждому. Отличалась безобидностью и крайне незлобивым нравом, любила выпить, особенно на халяву, впрочем, «любила» — это еще слишком мягко сказано. И кому было нужно ее убивать? Причины?
1. Ревность.
2. Ссора.
3. Что-нибудь еще?
Первые две версии были самыми простыми, лежащими на виду. Кстати, именно они обычно оказывались правильными. Бытовуха. Пили-пили, потом поссорились. Слово за слово — вот и нож в брюхе! Вернее, шея сломана. Тем более, эта самая Евдокся явно не отличалась богобоязненным поведением.
Да, так, скорее всего, и было, об этом свидетельствовал весь прежний опыт адмирал-воеводы. Но вот что-то все равно тревожило. Не срасталось что-то. Труп — и пожар. А не связаны ли эти два события? Ну, если Евдокся сама не поджигала, так, может, видела что? За то и поплатилась. К чему оставлять живого свидетеля. Но ведь это означало бы, что ночной пожар возник вовсе не сам собою! Значит, имел место поджог. А кому он был нужен и зачем?
— У владельца судна могли быть личные враги, — предположил Гриша. — Завтра проверю. Поспрошаю команду. Кроме того, — он усмехнулся, — мне кажется, далеко не все ушкуйники хотят плыть дальше. Рыбий зуб у них уже есть, мягкая рухлядишка, какая-никакая, тоже. Так зачем по весне лишние хлопоты? Уж лучше вернуться назад. А будет мало кораблей — часть людей придется оставить в остроге, а уж они тут найдут способ выбраться — починят какое судно или соорудят из плавника новое.
— «Николая Угодника» сложновато будет починить, — усмехнулся в бороду Олег Иваныч. — Хотя версия принимается. Работай, Гриша. Да, Ваня про летнюю охоту не вспомнил?
— Вспомнил, — Гришаня улыбнулся. — В лодке он был вдвоем с покойным Никодимом Ребро. И вот какое дело — они с Никодимом звали и остальных, да те отказались. Тем не менее другие видоки утверждают, что видели на охоте еще двоих с «Семгина Глаза», в отдельной лодке. И похоже, явились они позже других.
— Вспомнили — кто именно? — насторожился Олег Иваныч.
— Вспомнили одного — Игнат Греч, конопатчик с верфей. С ним был еще какой-то молодой парень, кто — видоки не помнят — молодежи-то на любом судне много.
— Игнат Греч… — задумчиво протянул Олег Иваныч. — Игнат Греч. Может, конечно, и пустышку тянем. Однако возьмем-ка его в разработку, Гриша.
— Не верится мне что-то, — помотал головой тот. — Как ты сам говоришь — мотивы? С чего бы конопатчику убивать Никодима Ребро? Хотя…
— Стоп, Григорий Федосеевич. — Адмирал-воевода прихлопнул рукой по столу. — А почему именно Никодима Ребро? Ведь первая стрела попала именно в него. Тогда какой смысл выпускать вторую?
