Эх, Панфил, Олексаха… друзья. Удастся ли еще свидеться, винца попить, попеть песен? Удастся! Обязательно удастся, стопудово! Карта есть, желание тоже — да и финансы в экспедицию немалые вложены и Софийским Домом и, так сказать, частными инвесторами, боярином Епифаном Власьевичем, к примеру. Хоть и нельзя сказать, чтоб шибко умен был боярин, однако честен и, несмотря на годы свои, в боях за чужие спины не прятался, за то чуть было не казнил его Иван, князь московский, после битвы у Шелони-реки. Боярину Епифану, кстати сказать, и принадлежала недавно выстроенная неподалеку от монастыря верфь. Правда, не лично ему одному, а на паях с хитроватым боярином Симеоном Яковлевичем Заовражским. Хитер был Симеон Яковлевич, себе на уме. По-английски да по-голландски болтал как по-русски, всех старых английских пиратов, включая самого короля Эдуарда, знал лично, и Олег Иваныч подозревал — откуда. Не иначе, провел боярин свои молодые годы не в ушкуйниках, как он всем говорил, а на палубе крутобокой каравеллы с абордажной саблей в руках. Вот этот ушлый Симеон Яковлевич и переманил с государственных хлебов португальского мастера Жоакина Марейру. Не сам лично переманил, через Жоакинову подружку Машу — та больше не на русскую, на испанку обликом была похожа, хоть и роду простого да небогатого. Уж как не хотелось Жоакину покидать обжитые ладожские берега, да уговорили-таки. Кабы не работа да не жена — совсем бы заскучал привыкший к веселому многолюдству португалец, потому, как увидал спускавшегося по сходням на берег Олега Иваныча, старого своего знакомца, так сам не свой сделался. Бросился с объятиями, словно брата родного увидел.
— Здрав будь, сеньор боярин, por favor, приходи в гости. С супругой приходи и вот, с Гришей.
Олега Иваныча долго упрашивать было не надо. Чего б не проведать хорошего человека? Посидеть за кувшинчиком хмельного напитка, вспомнить былое… Заодно обговорить ход строительства. Собственно, корабли уже были почти готовы, оставались мелкие недоделки, что можно было бы произвести и на плаву. Вернее, так Олег Иваныч думал, но, прежде чем приказывать, решил посоветоваться с мастером, четко все вызнать — с чем можно в море выйти, а с чем лучше погодить. Странные суда строил Жоакин на северной верфи. По оснастке вроде бы — каравеллы, да вот только корпус странный — округлый, с «шубой» — второй обшивкой ниже ватерлинии, сработанной из прочной, в воде не гниющей лиственницы. Такая обшивка — против льда — кто его знает, как там, в морях северных сладится? Пусть меньше скорость будет, зато надежней, мало ли. Не шибко осадистые получились каравеллы, больше на местные суда — кочи — похожи, Олег Иваныч даже засомневался — не перевернутся ли? Жоакин рассмеялся — не один корабли такие строил, с мастерами поморскими — а уж те дело свое дюже знали, лет пятьсот поморы по морям студеным хаживали. А что не осадистые каравеллы вышли — так то специально: хоть и не собирался адмирал-воевода Завойский волоками пользоваться, однако на зимовку суда все ж таки решил на берег вытащить. Обычные кочи таскать — плевое дело, у них и дно для того приспособлено, и форштевень наклонный, почти так же и на европейского типа кораблях сделали — красивые получились суда, северные каравеллы.
На обеде немного народу было, только самые близкие Жоакину люди: Олег Иваныч да Гриша с женами, да лекарь Геронтий. Геронтий в экспедицию согласился сразу, как только предложили — доверял новоиспеченному воеводе Завойскому, да и, видно, приелась ему размеренная спокойная жизнь городского эскулапа. По-прежнему вид имел Геронтий самый скромный: бархатный черный кафтан безо всяких украшений, коричневый пояс с большим широким кинжалом, больше напоминающим итальянский меч чинкведей, — вполне можно было таким кинжалом и от меча отбиться, а уж владел оружием Геронтий не хуже Олега Иваныча.
— Кушайте, гости дорогие! — Супруга Жоакина Маша — смуглая, черноокая, красивая — с поклоном поставила на стол серебряное блюдо с печеной рыбой, улыбнулась застенчиво, пряча под летником заметный живот — ждала ребенка.
— Рыбка! — обрадованно потер руки русоволосый отрок в красной шелковой рубахе, вышитой по вороту золотыми медведями — Ваня, старший Епифана Власьевича сынок.
— Куда?! — строго посмотрела на него Маша. — Сначала уха, потом каша, а уж потом — рыбка. На вот тебе ложку, да смотри, как бы в лоб ею не получить!
— Да ладно тебе, Маша, — Ваня хитро склонил голову набок. — Знаю, что сперва каша, да уж больно рыбки хочется! — Отрок вздохнул, пожаловался: — Вот, всегда так. Рыбки хочется — Маша не велит, с вами в поход — батюшка не пускает, мал, говорит. А какое мал? Двенадцать годков уже. На верфи у Жоакина учиться — так не мал.
— Что поделать, отроче, — усмехнулся Олег Иваныч. — Не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями. Вот за это и выпьем. Чтоб совпали!
Пили березовицу пьяную да ставленый мед — с вином тут, на краю света, проблемы были: не часто привозили, а виноград, естественно, в тайге не рос.
Пользуясь благорасположением гостей, боярский сынок Ваня снова принялся напрашиваться в экспедицию, расписывал свою полезность: и что такое астролябия — знает, и как паруса называются, и кораблем управлять умеет, и из самострела метко бьет, правда, если сперва кто-нибудь этот самострел настрожит, и…
— А к торговле способен ли? — в шутку спросил Олег Иваныч.
Лучше б не спрашивал, черт запьянелый.
Отрок аж подпрыгнул.
— А как же, батюшка! Все монеты заморские знаю. В одном рейнском гроше — два цесарских крайцара, или три шиллинга. Сорок восемь грошей — одна марка, двенадцать — кварта. Три десятка грошей — один таможенный гульден, три десятка без двух — один немецкий гульден, сорок и пять — мустьянский гульден, еще дукаты знаю и флорины. Знаю, и сколько корабельным платят — десять шиллингов в день, на что можно прикупить сто куриных яиц, или одну треску рыбу, или полтора локтя серого вестфальского сукна, или…
— Хватит, хватит, — поперхнулся березовицей Олег Иваныч.
— Так берете?
— А как же благословение батюшкино?
— Благословение… Да куда им, старым-то людям, нас, молодых, понять?
— Никак нельзя без благословения, Ваня. — Олег Иваныч назидательно поднял палец. — Вот подрастешь немного, уж в следующий-то поход обязательно тебя батюшка отпустит, к бабке не ходи.
— Эх, — расстроенно протянул отрок. — Следующий-то когда еще будет, а мне сейчас хочется.
— А еще что тебе хочется? — подначила Софья.
— Из аркебуза-ружья стрельнуть! — без раздумий выпалил Ваня и просительно заглянул в глаза Олегу Иванычу.
— А что, на верфи не настрелялся?
— Так там одни ручницы, с них и не интересно, и не попадешь никуда.
— Такой, видать, стрелок.
— Ладно, — усмехнулся Олег Иваныч. — Уж аркебузу мы тебе устроим, тятеньки твоего Епифана Власьевича уважения ради.
— Прям вот сейчас?!
— Гм… Знаешь, какой самый большой корабль на верфи?
— Ха! «Святая София», вчера спускали. Там конопатить еще завтра надо…
