Ей вдруг захотелось, чтобы он предстал перед ней в том ужасном облике, в котором явился вчера ночью, чтобы обнажил клыки, чтобы вспыхнули яростью его светящиеся глаза с узкими, вытянутыми зрачками. Это было бы честнее, чем приходить в обычном виде, тем самым убеждая ее, что все в полном порядке. Что он детектив Лукан Торн, служащий в бостонской полиции, человек, призванный защищать невинных и стоять на страже закона.
Мужчина, которого она готова была полюбить, а возможно, полюбила.
Но все это ложь.
— Я не собирался сегодня приходить сюда.
Габриэлла с трудом сглотнула.
— А я знала, что ты придешь. Я знала, что ты шел за мной вчера, когда я убежала от тебя.
Его пристальный взгляд, которым он пронзал ее насквозь, чуть заметно дрогнул. Блеснуло что-то очень похожее на нежность.
— Я не смог бы причинить тебе вреда. И сейчас не хочу делать тебе больно.
— Тогда уходи.
Лукан покачал головой и шагнул в ее сторону.
— Прежде мы должны поговорить.
— Я ни о чем не хочу говорить, и не надо настаивать, — ответила Габриэлла, стараясь не поддаваться, потому что сейчас Лукан выглядел как мужчина, которому она доверяла.
Потому что ее тело — и даже глупое сердце — отзывались на его присутствие.
— Тебе кое-что нужно понять, Габриэлла.
— О, я понимаю, — ответила она, изумляясь, что ее голос не дрожит. Пальцы нащупали крестик на груди, который она не носила с момента первого причастия. Но, стоя напротив Лукана, она понимала, вряд ли он послужит ей надежной защитой. — Тебе ничего не нужно мне объяснять. Признаюсь, мне потребовалось время, но в конце концов я все поняла.
— Нет, ты ничего не знаешь и не понимаешь. — Он направился к ней, на мгновение остановился, посмотрел на белоснежные головки, привязанные над дверным проемом. — Чеснок? — Лукан рассмеялся.
Габриэлла отступила, резиновые подошвы скрипнули, отлипая от кафельных плиток пола.
— Я же сказала, что ждала тебя.
Перед его приходом она позаботилась о мерах безопасности, практически по всему дому был развешан чеснок, включая входную дверь. Но, похоже, на Лукана это не действовало. Проникнуть в дом ему не помешали ни замки, ни задвижки, ни чеснок.
И сейчас, глядя на нее в упор, он совершенно спокойно миновал изготовленный Габриэллой оберег.
Лукан приближался, она отступала, пока не уперлась в край стола. На нем стояла бутылка из-под зубного эликсира. Утром, по дороге домой, в церкви Пресвятой Девы Марии, куда она зашла на запоздалую исповедь, Габриэлла кое-чем наполнила эту пластиковую бутылку. Она схватила ее и прижала к груди.
— Святая вода? — спросил Лукан, холодно глядя ей прямо в глаза. — И что ты собираешься делать? Обрызгать меня ею?
— Да, если будет нужно.
Габриэлла успела заметить только молниеносное движение, от которого у нее закружилась голова, этой секунды Лукану было достаточно, чтобы подойти к ней и отобрать бутылку. Он налил воду в пригоршню и побрызгал себе на лицо и на голову.
Ничего не произошло.
Он отбросил бутылку и подошел к ней вплотную.
— Габриэлла, я не то, что ты думаешь.
Он сказал это так спокойно и веско, что она почти поверила ему.
— Лукан, но я видела, что ты сделал. Ты убил человека.
Он медленно покачал головой:
— Я убил человека, который фактически уже давно не был человеком. Все человеческое в нем вместе с кровью было выпито вампиром, который превратил его в миньона, своего покорного слугу. Он был не более чем покойник. Я всего лишь отправил его в мир мертвых, которому он принадлежал. Я просто выполнил свою работу. Мне очень жаль, что ты видела это, но мне не за что извиняться. Я и не буду этого делать. Я убью любого, кто попытается причинить тебе зло.
— Либо у тебя гипертрофированное представление о мерах защиты, либо ты просто псих. Ты же зубами разорвал ему горло и выпил его кровь!
Габриэлла ждала вразумительного ответа, какого-нибудь рационального объяснения, способного заставить ее принять невероятное: вампиры нужны и имеют право на существование в реальном мире.
Но Лукан ничего не стал объяснять, вместо этого он сказал:
— Габриэлла, я не хотел, чтобы у нас с тобой все так вышло. Видит Бог, ты заслуживаешь лучшего. — Он пробормотал что-то еще — совсем тихо, на каком-то непонятном языке. — Ты должна была узнать об этом в более деликатной форме, от того, кто способен подобрать правильные слова и все сделать так, как оно и должно быть. Поэтому я хотел послать к тебе Гидеона… — Лукан в смятении провел рукой по волосам. — Для своей расы я не эмиссар, я — воин, иногда палач и убийца. Я имею дело со смертью, Габриэлла, и я ни перед кем не извиняюсь за свои действия.
— Я не требую от тебя извинений.
— А чего? Правды? — Лукан криво усмехнулся. — Ты видела правду вчера ночью: я убил миньона и до капли выпил его кровь. И это правда, Габриэлла. Я тот, кто я есть.
Габриэлла почувствовала, как неприятно обмякло ее тело: он даже не пытается отрицать весь этот ужас.
— Ты чудовище, Лукан, из самых страшных ночных кошмаров.
— Если верить вашему фольклору и суевериям, то да. Оттуда и твои средства борьбы со мной — чеснок и святая вода. Но все это — чушь, ты только что в этом убедилась. На самом деле расы вампиров и людей взаимопроникающие и между нами нет радикальных различий.
— Неужели? — усмехнулась Габриэлла. Ее снова охватила паника, когда он сделал шаг к ней, и она опять отступила. — Насколько мне известно, я не страдаю склонностью к каннибализму. И у меня нет привычки трахаться с существами из загробного мира, хотя в последнее время я только этим и занималась.
Лукан натянуто рассмеялся.
— Уверяю тебя, я не зомби. Я дышу, так же как и ты. Так же как и у тебя, у меня течет кровь, если я ранен. Меня можно убить, хотя сделать это довольно трудно. И я живу уже очень и очень долго, Габриэлла. — Он подошел почти вплотную. — Я такой же живой, как и ты.
Лукан взял ее за руку — она почувствовала тепло его руки — приложил ее ладонь к своей груди. Сердце билось четко и ровно. Она слышала его дыхание. Тепло его тела через ладонь проникало в нее, как болеутоляющий бальзам, снимая нервную дрожь и усталость.
— Нет. — Габриэлла вырвала руку и отстранилась. — Нет, черт тебя подери! Больше никаких трюков. Вчера ночью я видела твое лицо, Лукан. Твои клыки, глаза! И ты сказал, что это и есть ты. А тот, кем ты предстаешь передо мной сейчас, то, что я чувствую рядом с тобой, — это все иллюзия? Так какой же ты на самом деле?
— Я стою перед тобой — и это я, и вчера ночью… это тоже был я.
