— Лукан, для меня ты очень красивый. Не прячься, я хочу всегда тебя видеть. Тебе нечего от меня скрывать.
Ее слова тронули Лукана. Глядя в его горевшие ярким огнем глаза, она погладила его по щеке, провела пальцем по приоткрытым губам. Его клыки заныли еще сильнее от ее нежных прикосновений.
И словно желая доказать ему, а может быть, себе, что принимает его таким, каков он есть, Габриэлла чуть продвинула палец вглубь его рта. Лукан зарычал. Он жадно ласкал ее палец языком, с нежностью покусывал его, втягивал глубже.
Лукан видел, как Габриэлла тяжело сглотнула, уловил запах адреналина, смешанный с запахом страсти.
Она была чертовски хороша — мягкая, отзывчивая, смелая во всем, он не мог не восхищаться ею.
— Я доверяю тебе, — сказала Габриэлла, провела пальцем по его зубам и вытащила его, ее карие глаза еще сильнее потемнели от страсти. — И я хочу тебя. Всего.
Это было уже выше его сил.
Лукан возбужденно зарычал, коленом широко раздвинул ее ноги и опустился на Габриэллу. Он ощущал ее плоть — влажную, горячую, зовущую. Мощным толчком Лукан вошел в нее, стараясь проникнуть как можно глубже. Она с готовностью принимала его, сжимая, словно тисками, погружая в жар чувственного восторга. Лукан зашипел сквозь зубы, когда стенки влагалища завибрировали от его первого движения. Он обхватил ее за бедра, прижимая еще ближе к себе.
— Да, — выдохнула Габриэлла, двигаясь вместе с ним в удивительно мягком ритме. — Господи, Лукан, да… так хорошо.
Лукан знал, что от напряжения его лицо стало суровым, ему казалось, что еще никогда страсть не бушевала в нем с такой силой, пробуждая дремавшего в глубине зверя, ставшего проклятием его отца и всех его свирепых сородичей. Лукан двигался ритмично, стараясь погрузиться в наслаждение и не обращать внимания на жажду большего.
Взгляд его замер на сонной артерии, пульсировавшей на шее Габриэллы. Рот мгновенно наполнился слюной, несмотря на подступающий оргазм.
— Не останавливайся, — без дрожи в голосе сказала Габриэлла, притянула его к себе, глядя ему прямо в глаза, ласково гладя по щеке. — Возьми меня всю, столько, сколько тебе нужно. Просто… господи… не останавливайся.
Ноздри Лукана раздувались от ее острого, возбуждающего аромата, от вида ее порозовевших лица, шеи. Под нежной кожей пульсировала кровь. Он зарычал, не в силах терпеть эту муку, не желая принимать свою природу, их союз, экстаз, который не будет полным без кровавого поцелуя вампира.
Оторвав взгляд от горла Габриэллы, Лукан сделал несколько неистовых движений, приведя их обоих к кульминации.
Но оргазм принес ему лишь частичное освобождение.
В глубине таилась неудовлетворенность, усиливавшаяся с каждым ударом сердца Габриэллы.
— Черт. — Голос Лукана прозвучал грубо и возбужденно, он откатился на край кровати.
— Что-то не так? — Габриэлла положила руку ему на плечо.
Она придвинулась к нему, он почувствовал прижавшуюся к его спине упругую грудь. Лукан слышал пульсацию ее разгоряченной крови, этот звук завораживал его, он больше ничего не воспринимал.
— Лукан? С тобой все в порядке?
— Проклятье, — проворчал он и дернул плечом, сбрасывая ее руку.
Он спустил ноги с постели и сел, обхватив голову. Дрожащими пальцами провел по волосам. Габриэлла молчала, он повернулся и наткнулся на ее вопросительный взгляд.
— Все так. Ты все делаешь и чувствуешь правильно, но я… Я не могу взять столько, сколько мне нужно.
— Ну и ладно.
— Нет. Я не должен быть с тобой, когда мне нужно… — «Мне нужна ты!» — кричало его тело. — Господи, это невозможно.
Лукан отвернулся, Габриэлла чувствовала, что он хочет встать и уйти.
— Лукан, если ты голоден… если тебе нужна кровь…
Она пододвинулась к нему еще ближе, обняла за плечи, ее запястье оказалось прямо у него под подбородком.
— Пожалуйста, не надо. — Лукан отпрянул от нее, словно она предлагала ему яд. Он встал, надел брюки и принялся расхаживать но комнате. — Я не буду пить твою кровь, Габриэлла.
— Но почему? — В ее голосе звучали горечь и растерянность. — Я же вижу, она тебе нужна, а я единственный человек здесь, и я понимаю, что тебя тянет ко мне.
— Дело не в этом. — Лукан покачал головой, щурясь и пытаясь подавить звериные инстинкты. — Я не могу так поступить. Я не должен привязывать тебя к себе.
— О чем ты говоришь? Как трахаться со мной, так ты готов, но от моей крови ты нос воротишь. — Габриэлла резко рассмеялась. — Господи, поверить не могу. Меня это крайне оскорбляет.
— Это ничем хорошим не кончится, — произнес Лукан, чувствуя, что увязает все глубже и глубже, и злясь на себя за отсутствие выдержки. — Ничего не получится. Я должен был с самого начала четко определить границы наших отношений.
— Если ты хочешь что-то сказать, говори. Я знаю, Лукан, тебя мучает какая-то проблема. Нет смысла это отрицать, я видела, в каком состоянии ты был прошлой ночью.
— Причина не в этом, — отрезал Лукан. — Это только часть проблемы. Я не хочу причинить тебе боль, а если я хотя бы раз попробую твою кровь, тебе не избежать боли. Если мы будем связаны кровью, рано или поздно я нанесу тебе удар.
— Что значит «связаны кровью»? — тихо спросила Габриэлла.
— На твоем теле знак Подруги по Крови, Габриэлла. — Лукан коснулся ее левого плеча. — Сразу за ухом.
Габриэлла нахмурилась, ее рука скользнула к уху и пальцы легли точно на то место, где природа оставила метку — падающую каплю и полумесяц.
— Это? Это родимое пятно. Оно у меня было всегда.
— У каждой Подруги но Крови имеется на теле такой знак. Он есть у Саванны, у остальных женщин, которых ты здесь видела. Он был у моей матери. И он есть у тебя.
Пораженная, Габриэлла задумалась.
— Когда ты его у меня увидел? — едва слышно спросила она.
— В первую же ночь, когда оказался в твоем доме.
— Когда пришел забрать у меня мобильный телефон?
— Позже, — ответил Лукан, — когда вернулся, а ты уже спала.
Лицо Габриэллы озарила догадка, мгновенно сменившаяся удивлением.
— Так ты все-таки был. А я думала, это сон.
— Габриэлла, ты всегда чувствовала свою оторванность от мира, в котором жила, потому что это не твой мир. Твои фотографии, тяга к местам, где живут вампиры, странные, непонятные ощущения, которые вызывал у тебя вид крови, — все это указывало на то, кем ты являешься на самом деле.
Лукан видел, какая внутренняя борьба происходит в Габриэлле, она не хотела верить в то, что слышала, а он ненавидел себя за то, что так долго скрывал от нее правду. Лучше было сразу все выложить и больше к этому не возвращаться.
