Я остановилась как вкопанная. Это был мой лес. Тот самый золотой лес, в который я всегда убегала в своих мечтах. Сэм взглянул на меня, выпустил мою руку и отступил на шаг, чтобы лучше меня видеть.
— Ну вот мы и дома, — сказал он.
По-моему, он ожидал от меня каких-то слов. Или не ожидал. Может быть, он понял все по моему лицу. Слова были ни к чему; я просто обвела взглядом листву на ветвях, в мерцающем свете похожую на перышки.
— Эй! — Сэм поймал меня за локоть и покосился на мое лицо, как будто ожидал увидеть слезы. — Ты какая-то грустная.
Я медленно обернулась; воздух, казалось, переливался и вибрировал.
— В детстве я всегда представляла, как прихожу сюда. Только не могу понять, откуда у меня в голове взялся образ этого места. — Наверное, это было глупо, но я продолжала говорить, пытаясь разобраться с этой загадкой. — За домом у нас лес совсем не такой. Ни берез, ни желтых листьев. Не знаю, откуда я о нем узнала.
— Может, кто-нибудь тебе о нем рассказал.
— Думаю, я запомнила бы, если бы мне рассказали об этом лесе все до мельчайших подробностей, вплоть до цвета мерцающего воздуха. Не представляю, как кто-то мог бы описать мне все это.
— Это я тебе рассказал, — произнес Сэм. — У волков есть свои способы общения. Они передают друг другу образы, когда находятся близко друг к другу.
Я обернулась к нему, темному пятну, заслоняющему свет, и нахмурилась.
— Ты прекратишь или нет?
Сэм продолжал молча смотреть на меня своим волчьим взглядом, который я знала так хорошо, печальным и настойчивым.
— Почему ты вечно напоминаешь мне об этом?
— Тебя укусили.
Он принялся расхаживать вокруг меня, поддавая ботинками листву и время от времени взглядывая на меня из-под темных бровей.
— И что?
— А то, что с тобой все не так просто. Ты — одна из нас. Ты не опознала бы это место, если бы тоже не была волком, Грейс. Только наши способны видеть то, что я тебе показал. — Его голос звучал очень серьезно, взгляд прожигал меня насквозь. — Я не мог бы... не мог бы сейчас даже говорить с тобой, не будь ты из наших. Мы не должны распространяться о том, кто мы такие, с обычными людьми. Нельзя сказать, что мы живем по строгим правилам, но Бек предупредил меня, что это правило не нарушают.
Это показалось мне нелогичным.
— Но почему?
Сэм ничего не сказал, лишь коснулся шеи в том месте, где в нее вошла пуля, и я увидела на запястье у него глянцевитые бледные шрамы. Такой добрый человек, как Сэм, не должен был всю жизнь жить со следами человеческой жестокости, это было несправедливо. Вечерняя прохлада уже давала о себе знать, и я поежилась.
— Бек много чего мне рассказывал, — негромко сказал Сэм. — Люди убивают нас всевозможными бесчеловечными способами. Мы гибнем в лабораториях, умираем от пуль и от яда. Может, в наших превращениях виновата наука, но люди видят в этом лишь колдовство. Я верю Беку. Нельзя открываться тем, кто не такой, как мы.
— Но я же не превращаюсь в волчицу, Сэм, — возразила я. — Я тоже не такая, как вы.
В горле у меня стоял соленый ком.
Сэм ничего не ответил. Мы долго молчали, потом он вздохнул и снова заговорил.
— После того как тебя укусили, я знал, что должно произойти. Я каждую ночь ждал, когда ты превратишься в волчицу, чтобы отвести тебя обратно домой и защитить. — Порыв холодного ветра взметнул его волосы и осыпал водопадом желтой листвы. Он походил на темного ангела в вечно осеннем лесу. — Ты знаешь, что за каждый из них к твоей жизни прибавляется один счастливый день?
Я не поняла, что он имеет в виду, даже после того, как он разжал кулак и показал мне лежащие на ладони смятые листья.
— Один счастливый день за каждый падающий лист, который ты поймаешь, — тихо пояснил Сэм.
Я смотрела, как листья у него на ладони медленно расправляются, трепеща на ветру.
— И долго ты ждал?
Было бы ужасно романтично, если бы у него хватило мужества сказать это, глядя мне в лицо, однако он опустил глаза и принялся ворошить носком ботинка опавшие листья — бесчисленные обещания счастливых дней.
— Я и сейчас жду.
Мне следовало бы сказать ему в ответ что-нибудь не менее романтичное, но у меня тоже не хватило духу. Поэтому я взглянула, как он, робко закусив губу, внимательно разглядывает листья под ногами, и произнесла:
— Наверное, это было ужасно скучно.
Сэм невесело усмехнулся.
— Ты много читала. И слишком много времени проводила у окна на кухне, откуда мне было не слишком хорошо тебя видно.
— Зато перед окном в спальне в чем мать родила появлялась недостаточно часто? — поддела я его.
Сэм залился краской.
— Это, — сказал он, — совершенно к теме нашего разговора не относится.
Он так мило смутился, что я не смогла удержаться от улыбки и зашагала дальше, поддавая ногами золотистые листья. Сбоку от меня зашуршала листва — Сэм двинулся за мной следом.
— А что тогда к ней относится?
— Все, проехали, — сказал Сэм. — Так тебе здесь нравится?
Я резко остановилась и стремительно обернулась к нему лицом.
— Эй, — ткнула я в него пальцем; он вскинул брови и замер. — Ты вовсе и не рассчитывал найти здесь Джека.
Его густые темные брови взлетели еще выше.
— Ты вообще собирался его искать или нет?
Сэм вскинул обе руки над головой, словно умоляя о пощаде.
— А что ты хочешь от меня услышать?
— Ты хотел посмотреть, узнаю ли я это место. — Я сделала еще шаг, сократив разделявшее нас расстояние. Даже не прикасаясь к нему, я чувствовала тепло его тела. — Это ты каким-то образом рассказал мне об этом лесе. Как тебе удалось?
— Я и пытаюсь тебе это объяснить, только ты не слушаешь. До чего же ты упертая. Мы так разговариваем. Это единственный язык, на котором мы можем общаться. Образы. Несложные образы. Ты превратилась в одну из нас, Грейс. Просто внешне осталась прежней. Пожалуйста, поверь мне.
Он продолжал стоять с поднятыми руками, но губы у него неудержимо растягивались в улыбке.
— Значит, ты притащил меня сюда только ради того, чтобы я это увидела.
Я сделала еще один шаг к нему, и он отступил назад.
— Тебе здесь нравится?
— Обманом, заметим, притащил.
Еще один шаг вперед и еще один — назад. Улыбка стала шире.
— Так нравится или нет?
— Прекрасно зная, что мы здесь никого не встретим.
Его зубы сверкнули в улыбке.
— Нравится?
