Я заметил, что ручка в пальцах Грейс давно перестала двигаться, и спросил:
— О чем задумалась?
Она развернулась на крутящемся стуле и забарабанила ручкой по губам; это вышло у нее так очаровательно, что мне немедленно захотелось ее поцеловать.
— О стиральной машинке. Я думала о том, что, когда съеду от родителей, мне придется стирать одежду в прачечной или обзавестись стиральной машинкой.
Я уставился на нее, одновременно завороженный и ошарашенный ее непостижимой логикой.
— И это отвлекает тебя от домашнего задания?
— Я не отвлекаюсь, — сухо сказала Грейс. — Мне надоело читать этот дурацкий рассказ, который нам задали по английскому, и я решила сделать передышку.
Она развернулась обратно и снова склонилась над письменным столом.
Довольно долгое время было тихо, однако Грейс ничего не писала. В конце концов она, не поднимая головы, спросила:
— Как ты думаешь, от этого есть противоядие?
Я закрыл глаза и вздохнул.
— Ох, Грейс.
— Так расскажи мне, — попросила она настойчиво. — Это наука? Или магия? Кто ты?
— А не все ли равно?
— Нет, конечно, — с досадой сказала она. — С магией ничего не поделаешь. С наукой можно бороться. Неужели ты никогда не задумывался, как все началось?
Я продолжал сидеть с закрытыми глазами.
— Однажды волк укусил человека, и этот человек стал оборотнем. Какая разница, наука там была или магия. Единственное магическое во всем этом — то, что мы не можем это объяснить.
Грейс ничего не ответила, но я прямо-таки чувствовал ее смятение. Я молча сидел, спрятавшись за книгу, хотя и понимал, что она ждет от меня объяснений — давать которые я был не готов. Не знаю, кто из нас вел себя более эгоистично: она, желавшая того, что никто не мог обещать, или я, не желавший обещать ей чего-то до боли недостижимого.
Не успел ни один из нас нарушить томительное молчание, как дверь распахнулась и в кабинет вошел отец Грейс, окутанный облаком тумана от перепада температур. Он обвел комнату взглядом, оценивая произведенные нами перемены. Гитара из студии матери Грейс, прислоненная к моему креслу. Кипа растрепанных книг в бумажных переплетах на столике. Запас остро отточенных карандашей на рабочем столе. Его взгляд задержался на кофеварке, которую принесла Грейс, чтобы утолять свой кофеиновый голод; это зрелище, похоже, поразило его не меньше, чем меня. Детская кофеварка, специально для картузов, нуждающихся в быстрой подзарядке.
— Мы дома. А вы, ясмотрю, оккупировали мой кабинет?
— Ты его совсем забросил, — отозвалась Грейс, не отрываясь от домашнего задания. — Это было непростительным расточительством. Был твой — стал наш.
— Да я уже понял, — хмыкнул он. Потом взглянул на меня, устроившегося в его кресле. — Что ты читаешь?
— «Заложников», — ответил я.
— Никогда не слышал. О чем это?
Он прищурился, пытаясь разглядеть обложку; я повернул ее так, чтобы он мог видеть ее.
— Оперные певицы и наркоторговля. И мордобой.
К моему изумлению, лицо отца Грейс прояснилось и на нем даже мелькнуло понимание.
— Думаю, матери Грейс это бы понравилось.
Грейс развернулась на своем стуле.
— Папа, куда ты подевал труп?
Он захлопал глазами.
— Что?
— После того как застрелил волчицу. Куда ты подевал ее труп?
— А-а. Перетащил на террасу.
— И?
— Что «и»?
Грейс в раздражении оттолкнулась от стола.
— И что ты с ним сделал потом? Не мог же ты оставить ее гнить на террасе.
Под ложечкой у меня засосало.
— Далась тебе эта волчица, Грейс! Наверное, мама с ней что-нибудь сделала.
Грейс постучала кулаком по голове.
— Папа, ну когда маме было этим заниматься? Она повезла нас в больницу!
— Я как-то об этом не задумывался. Я хотел позвонить в ветеринарную службу, чтобы ее забрали, но на следующее утро на террасе ее уже не было, ну я и решил, что кто-нибудь из вас уже им позвонил.
Грейс сдавленно фыркнула.
— Папа! Мама не в состоянии даже пиццу по телефону заказать! Как бы она позвонила в ветеринарную службу?
Отец Грейс пожал плечами и помешал свой суп.
— Бывают на свете и более странные вещи. В любом случае, это не то, о чем стоит беспокоиться. Ну, утащил ее с террасы какой-нибудь дикий зверь. Вряд ли другие животные могут заразиться бешенством от мертвой волчицы.
Грейс лишь скрестила на груди руки и сердито посмотрела на отца, как будто он ляпнул такую глупость, удостаивать которую ответом было ниже ее достоинства.
— Ну, не дуйся, — сказал он и плечом приоткрыл дверь, намереваясь уходить. — Тебе это не идет.
— Все приходится делать самой, — ледяным тоном сказала она.
Он ласково улыбнулся дочери, и ее гнев отчего-то стал казаться бурей в стакане воды.
— И что бы мы без тебя делали? Не сиди допоздна.
Дверь, негромко хлопнув, закрылась, и Грейс принялась разглядывать книжные полки, стол, стены. Все, кроме моего лица.
Я закрыл книгу, не запомнив, на какой странице остановился.
— Она не умерла.
— Мама могла вызвать ветеринарную службу, — сказала Грейс, уткнувшись взглядом в стол.
— Твоя мама никого не вызывала. Шелби жива.
— Сэм. Заткнись. Прошу тебя. Мы ничего не знаем. Какой-нибудь другой волк мог утащить ее тело с террасы. Не надо поспешных заключений.
Она наконец подняла на меня глаза, и я увидел, что Грейс, несмотря на полную неспособность разбираться в людях, догадалась, что значит для меня Шелби. Она была моим прошлым, намертво присосавшимся ко мне, пытающимся завладеть мной еще раньше, чем свои права на меня заявит зима.
Моя жизнь рушилась на глазах. Я обрел рай и изо всех сил цеплялся за него, но он рассыпался, ускользал у меня из пальцев, точно бесплотная нить, слишком тонкая, чтобы можно было ее удержать.
Глава 40
Сэм
58 °F
И я начал их выслеживать.
Каждый день, пока Грейс была в школе, я отправлялся на поиски этой парочки, которой не доверял и которая должна была умереть. Мерси-Фоллз был крошечным городишком. Пограничный лес крошечным, конечно, назвать было нельзя, зато я куда лучше в нем ориентировался и, пожалуй, имел куда больше шансов раскрыть его тайны.
Я намеревался отыскать Джека и Шелби и встретиться с ними на моих условиях.