Лыков немедленно спросил лейтенанта, попадалась ли им идущая навстречу японская посудина с двумя мачтами и белой полосой по борту. Налимов ответил, что это «Окаги-мару». Она приписана к Вакканаю, ловит сельдь в Охотском море и иногда ворует из Тыми периодических лососей. Шхуна как шхуна… Ходкая. Паровая с парусным вооружением. Народ на ней бессовестный, как и на всех других судах. Когда по договору семьдесят пятого года японцы ушли с Сахалина, у них осталось право лова в его водах. Это было начало конца здешних рыбных ресурсов. Ребята выбирают все подчистую, совершенно хищнически. Им русских запасов не жалко…
– Где вам попалась… как ее? «Окаги-мару»?
– Вчера вечером на траверзе правого борта, возле мыса Терпения.
– Куда она шла?
– На зюйд.
Началось плавание. Быстро стемнело, и усилилась качка. Маленький «Крейсерок» болтало, как щепку. Это было совсем не то, что плыть туристом на «Петербурге». Ваньку Пана вывернуло наизнанку, гуси со страху едва не откинули перепончатые лапы. Алексей долго крепился, но и его стало «травить».
Они с лейтенантом Налимовым стояли на мостике и беседовали. Тот рассказал, что его шхуна несет постоянное дежурство возле острова Тюлений. Там лежбище ценных морских котиков, уникальное, одно из трех в мире. Японцы, а в последнее время и американцы высаживались и убивали их сотнями. Пять лет назад власти поставили на Тюленьем караул: двадцать матросов при двух офицерах, с паровым баркасом и вельботом. В приказе так и написали: «Для охраны острова от набегов иностранных зверопромышленников». А в восемьдесят шестом наш военный клипер «Крейсер» поймал американскую шхуну «Генриетта» с грузом незаконно добытых шкур и моржовых клыков. Шхуну конфисковали и назвали в честь клипера – «Крейсерок». Установили шесть небольших орудий и сделали военно-сторожевым кораблем. Сейчас он дежурит в ожидании хищников, прячась за островом Тюлений.
Андрей Павлович говорил о своей тяжелой жизни спокойно, как о чем-то обыденном. Служба есть служба… Лыков впервые увидел вблизи тот хороший тип русского военного моряка, о котором раньше только слышал. Молодые образованные люди плавали у черта на задах, а не в Гвардейском экипаже. Случалось, что и погибали… И никто не просился в Петербург.
На вопрос Лыкова, много ли японских судов в Корсаковске, лейтенант ответил:
– Тут из меня плохой справочник! Мы в тех местах не бываем. Приказания получаем через Тихменевский пост, где и снабжаемся. Поэтому командировка в Александровск с вами – большая удача! Боюсь, ребята там не выдержат и накантуются
[37]
, но… Служба у них тяжелая, пусть отдохнут. А вообще, моряки – народ прочный!
«Крейсерок» шел, переваливаясь с борта на борт, как уличная вертихвостка. Волны заливали палубу. Налимов одной короткой фразой охарактеризовал низкие мореходные качества шхуны – и больше ни единой жалобы…
Алексей завел разговор о японских лодках у восточного побережья Сахалина. Часто ли бывают? Как это зависит от сезона? Досматривают ли их наши корабли? Легко ли, к примеру, вывезти беглых каторжников? Последний вопрос особенно удивил лейтенанта. Он пояснил, что японцы ловят в Охотском море главным образом сельдь. В Татарском проливе треску, а здесь сельдь. Ход ее начинается в апреле-мае – по морю будто движется широкая молочная река… А по берегу тянется полоса выброшенных волной рыбин. Даже не полоса, а вал, высотою чуть не в аршин! Гибнут и пропадают миллионы сельдей! В это время шхун много. Затем появляется весенняя кэта, и японцев опять много, но уже в устьях сахалинских рек. Ловят сами и скупают у инородцев: за тысячу штук дают ведро дрянного спирта. Третий пик японской активности – август, когда идет второй ход лососей. С октября по начало апреля море пустое.
Насчет досмотра дело обстоит так. Залив Терпения разбит на семьдесят участков для лова, и все они куплены японцами. Русских рыбаков нет вообще. В заливе силами того же «Крейсерка» установлен надзор. Японцы по требованию наших моряков допускают на борт осмотровые команды, предъявляют разрешительные бумаги. Кто отказывается, тот ловит незаконно, но таких мало. Надоест бегать каждый раз; да и догонят когда-нибудь. А вот севернее мыса Беллингсгаузена порядка нет. Там ловят одни хищники. Но гоняться еще и за ними «Крейсерок» не в силах. «Окаги-мару» – как раз такое незаконное судно. У него хороший ход, и настичь его не удается. Что у этих японцев на борту – селедочный тук или беглые каторжники, – установить невозможно. Вот только зачем последние рыбакам? И чем кандальники расплатятся?
Алексей не стал рассказывать лейтенанту о золотодобыче. Но теперь ему было понятно, где начало сахалинской «цепочки». Куда она ведет дальше? Если прав барон Витька и в Корсаковском округе есть секретный лагерь, то как его найти? И еще вопрос. Беглые выходят к берегу, а там их уже ждут. Все отлажено. Не через Японию же они нанимают шхуну! Далеко и долго. «Окаги-мару» стоит на одной из японских факторий. Получив заказ, она идет в условленное место. Значит, в округе есть резидент «цепочки», который сводит концы. Надо его отыскать.
Алексей велел высадить его в Тихменевском посту. Вдруг шхуна спустила здесь каторжных на берег? И тайный лагерь неподалеку. Взять солдат и выследить негодяев! Лейтенант Налимов сказал:
– Учтите, Алексей Николаевич, тут приставать трудно! Тихменевск стоит в устье Пороная. На баре страшная толчея. Легко перевернуться, а вода холодная!
– Бар – это что за зверь?
– Эх, ваше сухопутство… Бар – это поперечная песчаная подводная отмель. Ее намывает река при впадении в море. На мелководье сталкиваются две силы: течение реки и встречные морские волны. Жуть! шлюпки переворачивает!
Лейтенант сглазил. «Крейсерок» встал на якорь в трехстах саженях от берега и спустил вельбот. Ванька Пан и хотел бы сопроводить хозяина в пост, но сил для этого у него не было. Лыков поплыл с двумя матросами. Тут-то он и увидел, что такое толчея на баре… Вода будто кипела. Едва вельбот вошел в этот кипяток, его закрутило. Почувствовав, что днище уходит из-под ног, сыщик сделал отчаянное сальто-морталь. Спрыгнул он удачно, даже не нахлебался воды. Матросы схватили было его под локти, как большое сокровище, но скоро отпустили. Алексей одним толчком поставил посудину обратно на киль, взялся за конец и потащил вельбот к берегу. Ему помогали сзади. До суши добрались в полном порядке, только сильно намокшие.
В каждом сахалинском селении есть так называемый станок. Это дом, назначенный для проезжающих лиц из администрации. Он всегда натоплен, и обязательно наготове самовар. Смотритель Тихменевска вышел встречать вельбот. Выяснив, что перед ним новый начальник округа, он отвел его и матросов в станок обсушиться. Угостил всех икряниками – очень вкусными пышками из кэтовой икры и картофеля. Пока пили чай, Лыков спросил служивого о японцах. Оказалось, в двадцати верстах южнее, в Наэро, имеется их фактория, и шхуны обычно причаливают там. Здесь же только несколько домов ссыльных, склады и караульная команда при них. Поблизости инородческая деревня, но не гиляков, а орочен. Когда начинается ход кэты, из Корсаковска для ее добычи присылают большие партии рабочих. А устье Пороная забито японскими шхунами. В остальное время Тихменевский пост – забытое богом место. Раньше, при японцах, здесь была зимой ярмарка, на которую приезжали якутские купцы. Теперь и это в упадке. Столбовая сахалинская дорога из Рыковского в Корсаковск пройдет в стороне. Ходят слухи об учреждении на острове нового округа, четвертого. Называться он будет Поронайский. Тогда пост сделают его столицей, и тут появится жизнь. Но пока до этого далеко.
