– Бороться со взрослым медведем? – поразился Алексей. – Слышал я про такое, но это болтовня! У него когти как ножи! Медведь человека на куски порвет, вместо того чтобы бороться.
– Это у вас там болтовня, – возразил комендант. – А у нас тут было! Я сам видал.
– Что ты видал?
– А то! Глазенап надел старую шубу задом наперед. Ну, руки просунул и грудь прикрыл. И пошел на зверя.
– Не может быть! Самоубийца!
– Вот и нет! Мишка, значит, сразу на дыбы. Огромный, страшный… Я, ты помнишь, не трус, но тут меня оторопь взяла. А этому дураку хоть бы что! Он ростом с медведя! И схватились они, точно два борца в цирке. Минуту пыхтели, тягались… И Глазенап его заборол! Повалил на спину, сел верхом и давай мутузить. Мишка кое-как вырвался, начал по двору от него спасаться… Тут его солдаты и застрелили.
– Чудеса… – пробормотал Лыков.
– Вот такие у Царя эсаулы! Вася Башкобой тоже будь здоров, на бойне быкам иной раз шеи скручивал, когда кинжал тупился. Поэтому их и боятся…
– Знаю я, почему их боятся. Ты мне лучше скажи, откуда те айны с медведем пришли? Из какой местности?
– Кажись, с востока. От Двенадцатифутовой бухты вроде бы.
– Это бухта Буссе? Ты вот что, Калина Аггеевич. Найди-ка мне Хомутова и доставь сюда. Знаешь его?
– Который вольный поселенец? Знаю. А пошто он тебе? Пожилой человек, заурядный…
– Хочу ему осетров заказать. Скоро в Корсаков прибудет новый батальонный командир – подполковник Таубе, барон и флигель-адъютант. Такую птицу надо чем-нибудь вкусным угостить! Коньяк, вишь, пропал весь… Так что доставь мне заурядного человека срочно!
– А ты здесь без моей охраны продержишься?
– Тут же целая рота! Уберегут меня, надеюсь… Денек продержусь.
– Где Хомутов шляется, никто не знает, – серьезно ответил комендант. – За день могу не обернуться. А тебя в собственном доме чуть не сложили
[63]
. Пошли кого другого, а я тебя покараулю.
– Некого послать. Збайков умер, а другие мне чужие. Съезди. Никто тут меня в твое отсутствие не сложит.
– Фридриха пошли.
– Этого гешефтера? Он верхом-то не умеет! Опять, такой характер… Отца родного продаст, если это доход посулит!
– Отца, положим, у него нету. Сирота Фридрих. А парнишка неплохой, зря ты его…
Надо сказать Федору, чтобы лучше маскировался, подумал про себя Алексей. А вслух произнес:
– Езжай. Коня возьми и винтовку. Скажешь казакам, я распорядился дать.
Обиженный Голунов уехал. А ночью на Лыкова совершили новое покушение, неслыханно дерзкое.
Он спал, и ему снились Нефедьевка, рыбалка на Ветлуге, Варенька и детки. Хороший был сон… Внезапно Алексей очнулся. Что-то было не так. Он подумал, сначала не мог догадаться спросонья, но потом понял. Не слышно шагов часового во дворе! Отошел по нужде? Тишина была тревожной, и Лыков вытащил из-под подушки «веблей». Ночь, зудит комар… Вдруг в форточку влетел какой-то предмет и покатился по полу в его сторону. Алексей разглядел огненную точку. Фитиль! Как на той ослепляющей бомбочке, что он взял с убитого японца! Надворный советник крепко зажмурился. Полыхнуло негромко, но очень ярко. Немедленно рамы распахнулись, и в обоих окнах показались черные фигуры. Убийцы действовали слаженно и быстро. Если бы сыщик не угадал их уловку, он был бы беззащитен. Но он угадал. С близкого расстояния промахнуться трудно. Лыков выстрелил правому в голову – тот отлетел к стене, а левому продырявил ляжку, чтобы взять живым. Не вышло. Упав со стоном на пол, человек быстро вскочил и кинулся вперед. В руке его сверкнул клинок. Пришлось следующей пулей бить черного наповал.
Через минуту спальня Лыкова была заполнена людьми. На шум сбежались слуги, караульные солдаты, из полицейского управления напротив примчался встревоженный дежурный. Зажгли свечи. На полу лежали два тела в обтягивающих черных одеждах. В руках у них были тяжелые сабли, более смахивающие на мечи. Лыков стянул с их лиц тряпки и увидел то, что и ожидал увидеть. Снова японцы! Теперь они заявились прямо к нему домой…
На дворе нашли зарезанного часового. Лыков удвоил караул, хотя и понимал уже, что обычные линейцы бесполезны. Эх, «меделян» бы сюда! С бароном Витькой… Спать сыщик больше не мог. Он обыскал трупы. Тот же набор: железные звезды, бамбуковые трубочки… Истребительный отряд якудзы. Творят что хотят, будто они у себя в Японии. Надо что-то предпринять, а то ведь и в самом деле сложат.
Под утро он кое-как заснул. Проснулся с тяжелым ощущением на душе. Так уже было в Варшаве, когда Лыков знал, что ему выписан смертный приговор. Трудно жить, если ты все время на прицеле… Хотелось побыстрее убраться с чертова острова в спокойный Петербург. Сыщик взял себя в руки и крикнул умываться. На зов вошел Гезе и доложил, что пробуждения начальства давно ожидает акушерка Инцова.
Наскоро освежившись, Алексей приказал:
– Зови!
Акушерка почти вбежала в кабинет. Подошла близко, почти вплотную. Внимательно осмотрела начальника округа и сказала:
– Именно так.
– Что «именно так»?
– Я предполагала, что вам понадобится моя помощь. Слышала, что с вами произошло ночью.
– И что? Какую помощь мне может оказать специалист по женским болезням?
Лыков опять был раздражен на Клавдию Провну – видимо, за ее непосредственность.
– Я принесла вам хлоралгидрат.
– Спасибо, но я от подобных потрясений пользуюсь водкой.
– Да, мужчины часто так поступают. Но лучше хлоралгидрат.
Акушерка выложила на стол склянку темного стекла.
– Что я еще могу для вас сделать, Алексей Николаевич?
Лыков изумился. Действительно, что? Простой вроде бы вопрос. Но как-то странно он звучит из уст этой необычной женщины.
– Клавдия Провна, почему вы должны что-то для меня делать? Я мужчина. Наконец, я начальник округа. Скорее, это я должен делать для вас, а не вы для меня. Кстати, пароход с лекарствами будет сегодня ночью. Я распоряжусь, чтобы вам выделили рабочих.
Инцова смотрела на Алексея неприятно пристальным взглядом. Словно хотела дыру прожечь…
– Простите? Ах, лекарства! Да, спасибо. Но насчет помощи вы ошибаетесь. Мы, женщины, тоже умеем помогать мужчинам. Даже если они начальники.
Лыкова начал тяготить этот двусмысленный разговор.
– Клавдия Провна, я обещаю вам перейти с водки на хлоралгидрат. Учитывая, что завтра его запасы будут пополнены. У вас что-то еще?
Акушерка слабо улыбнулась и опять, как в тот раз, сделалась вдруг похожа на женщину. Уже не очень молодую и усталую, но женщину. Улыбка ее преображала. Интересная была, наверное, в молодые годы, подумал Лыков. А теперь на Мертвом острове неустанно губит себя собственными руками.
