Около трех часов утра я проснулась, странно разнервничавшись. Я сбросила одеяло и выглянула в окно. На тротуаре возле «Кларин-хауса» стоял Иерихон Бэрронс, прислонившись спиной к фонарному столбу, скрестив руки на груди и глядя вверх, на окна отеля. Он был одет в длинный темный плащ, доходивший ему до лодыжек, атласную ярко-алую рубашку и темные брюки. Он излучал скучающую европейскую элегантность и надменность. Волосы, ниспадавшие до плеч, обрамляли лицо. Я и не думала, что они настолько длинные, раньше Бэрронс зачесывал волосы назад, убирая их с лица. С таким лицом он вполне мог себе это позволить: костная структура у него была четкой, симметричной. Утром я подумала, что мне это приснилось.
В пятницу я встретилась с инспектором О'Даффи, который страдал от избыточного веса и щеголял красным цветом лица и лысины. Пояс его штанов терялся под массивным животом, на котором уже не застегивались пуговицы рубашки. О'Даффи был британцем, а не ирландцем, чему я очень обрадовалась, поскольку мне не пришлось пробираться сквозь буйные заросли акцента.
К сожалению, наш разговор загнал меня в еще более глубокую депрессию, чем это сделали ответы однокурсников Алины. Сначала все, казалось, пошло хорошо. Инспектор сказал мне, что его заметки по делу не подлежат разглашению, но сделал для меня (вдобавок к высланной домой) копию официального рапорта и терпеливо перечислил все, о чем сообщал моему отцу. Да, они опросили профессоров и однокурсников моей сестры. Нет, никто из них не имел ни малейших предположений о том, почему это с ней случилось. Да, некоторые из сокурсников упоминали о ее приятеле, но о нем ничего не удалось выяснить. Богатый, старше ее, образованный, не ирландец, вот и все, что было о нем известно.
Я дала О'Даффи прослушать последнее, бредовое сообщение Алины. Он дважды прокрутил запись, после чего откинулся на спинку стула и опустил подбородок на сцепленные пальцы.
– Ваша сестра давно пристрастилась к наркотикам, мисс Лейн?
Я моргнула.
– Наркотики? Нет, сэр, Алина не употребляла наркотики.
Инспектор одарил меня взглядом, которым обычно смотрят взрослые на детей, собираясь высказать нечто, что пойдет им на пользу, и при этом остаться вежливыми. Этот взгляд разозлил меня необычайно, поскольку взрослые в подобных случаях слишком часто ошибаются. Однако переспорить взрослого, когда он уже утвердился в своем мнении, просто невозможно.
– Ухудшение ее здоровья, которое описывали сокурсники, это классическое развитие наркотической зависимости. – О'Даффи взял со стола бумаги и начал зачитывать вслух: – «Субъект становится все более возбудимым, раздражительным, нервным, практически параноиком. Субъект теряет вес, все время чувствует усталость».
Инспектор приподнял брови, взглянув на меня с фирменным выражением неужели-вы-не-видите-того-что-находится-у-вас-прямо-перед-носом, которое часто используют люди, словно пытаясь заставить вас произнести то, что им хочется. Я холодно уставилась на полицейского, до кончиков пальцев возмущенная словом «субъект».
– Это не означает, что Алина употребляла наркотики. Это означает, что она была в опасности.
– И она ни разу не сказала ни вам, ни вашим родителям о том, что ей угрожает опасность? Ни разу в течение нескольких месяцев? Вы сами говорили, что у вас очень дружная семья. Неужели ваша сестра не сказала бы, что ее жизни что-то угрожает? Сожалею, мисс Лейн, но больше похоже на то, что Алина скрывала от вас свое пристрастие к наркотикам, чем на то, что она была в опасности и никому ни словом об этом не обмолвилась. Мы постоянно наблюдаем такое поведение в бедных районах города.
– Алина сказала, что пыталась защитить меня, – сухо напомнила я ему. – Именно поэтому она ничего не говорила.
– От чего защитить?
– Не знаю! Это вам и следует выяснять. Разве вы не можете возобновить дело моей сестры и попытаться узнать, кем был ее парень? Этого человека обязательно кто-нибудь где-нибудь видел! Из сообщения Алины ясно, что она от кого-то пряталась. Она сказала, что он приближается. И сказала, что он не выпустит ее из страны. Очевидно, что кто-то ей угрожал!
Инспектор с минуту смотрел на меня, потом тяжело вздохнул.
– Мисс Лейн, на руках вашей сестры обнаружены отметины. Такие отметины обычно оставляет игла шприца.
Я вскочила на ноги, разозлившись уже сверх всякой меры.
– У моей сестры обнаружились отметины по всему телу, инспектор! Не только на руках! И коронер сказал, что они похожи на следы зубов! – Которые не могли принадлежать ни одному известному виду животных. – А некоторые части тела были просто вырваны!
Я дрожала. Я ненавидела свою память. От воспоминаний к горлу подкатила тошнота. Я очень надеялась, что Алина была уже мертва, когда это вытворяли с ее телом. И не сомневалась, что она не была мертва... Увиденное вышвырнуло маму и папу за грань реальности. Меня тоже, но я смогла быстро вернуться из этого адского местечка, поскольку кому-то из нас нужно было это сделать.
– Вы сами видели ее, мисс Лейн. Зубы людей или животных не могут оставить подобных отметин.
– Иглы тоже не могут, – злобно ответила я.
– Если вы присядете и...
– Вы собираетесь возобновлять ее дело или нет? – Я требовала ответа.
О'Даффи поднял руки раскрытыми ладонями ко мне.
– Послушайте, я не могу позволить себе отрывать людей от дел, бросая их на расследование, в котором нет никаких зацепок, поскольку мои подчиненные стоят на ушах от количества преступлений, в которых зацепки есть. Произошел острый всплеск насилия. Исчезают люди. Я никогда раньше такого не видел, – сказал он с отвращением. – Словно половина этого чертова города сошла с ума. В связи с этим у нас не хватает сотрудников. Я не могу бросить людей на расследование дела вашей сестры, поскольку там не над чем работать. Я скорблю о вашей утрате, мисс Лейн. Я знаю, каково это – потерять близкого человека. Но я больше ничего не могу для вас сделать. Советую вам вернуться домой и помочь своей семье пережить этот период.
Вот и вся наша с ним встреча.
Чувствуя себя неудачницей, страстно желая сделать хоть что-то, что приведет к определенному результату, я тащилась обратно в мотель, чтобы забрать свои пакеты, коробки и половую щетку, а потом вызвать такси, поскольку я не смогла бы донести все это в руках, и доехать до квартиры Алины. Если уж я не способна ничего сделать как следует, я, по крайней мере, выброшу мусор. Я проделывала это каждый раз, закрывая «Кирпичный», так что это занятие было мне по плечу.
Я плакала все время, пока подметала. Жалела Алину, жалела себя, жалела весь мир, потому что в нем люди, похожие на мою сестру, могли быть убиты с такой же жестокостью, с какой убили ее.
Закончив подметать и плакать, я села на пол, скрестив ноги, и принялась упаковывать вещи. Я не могла заставить себя выбросить хоть что-то, даже то, что стоило выбросить, например, рваную одежду или сломанные безделушки. Каждую вещичку я аккуратно упаковывала и откладывала. Когда-нибудь, через много лет, я сниму эти ящики с чердака родного дома в Джорджии и тщательно их рассортирую. А сейчас – с глаз долой, из сердца вон.
