Неважно, что все эти люди были преступниками и убийцами, неважно, что раньше они полностью уничтожили два семейства, я не могла простить себе их гибели. Умысел или ошибка – но я была причиной их смерти, и мне придется жить с этим до конца своих дней, и, возможно, я научусь с этим мириться, но никогда не смогу научиться получать от этого удовольствие.
Фиона приехала в одиннадцать пятнадцать, чтобы открыть магазин. К обеду небо затянуло тучами, заморосил дождь и похолодало, поэтому я устроилась у горящего камина, повернув вентили на максимум, свернулась клубочком на диване в задней части магазина, обложилась модными журналами и начала наблюдать за покупателями. Они приходили и уходили, а я думала о том, какой жизнью они живут и почему мне в эту нормальную жизнь ход заказан.
Фиона вежливо беседовала с каждым вошедшим и выписывала счета вплоть до восьми вечера, после чего закрыла магазин и ушла.
Несколько часов назад весь из себя современный владелец этого магазина убил шестнадцать человек, однако дела в «Книгах и сувенирах Бэрронса» шли как обычно. Что вызывало вопрос: кто был более хладнокровным убийцей – бывший боксер, превратившийся в гангстера, или коллекционирующий машины владелец книжного магазина?
Гангстер был мертв. А вполне живой владелец магазина появился из-за стены дождя чуть позже, чем обычно, зато все так же элегантно одетый. Была половина девятого вечера. Закрыв входную дверь, Бэрронс остановился у кассы, чтобы прочитать записки, оставленные ему Фионой, а потом присоединился ко мне, сев в кресло напротив моего диванного гнездышка. Кроваво-красная шелковая рубашка Иерихона намокла под дождем и облепила тело, словно вторая кожа.
Длинные мускулистые ноги были обтянуты черными брюками, на ногах сегодня оказались черные ботинки с металлическими носками и каблуками – они больше подошли бы какому-нибудь неформалу. На руке Бэрронса вновь красовался тяжелый серебряный кельтский браслет, который напоминал мне о тайных песнопениях в древних каменных кругах. Сегодня пару браслету составляла толстая цепочка черненого серебра, которую Бэрронс надел на шею. Он излучал свою обычную странную энергию, был полон жизни и темной чувственности.
Я смотрела ему в глаза, он отвечал мне тем же, и никто из нас не произносил ни слова. Бэрронс не сказал: «Я уверен, что вы видели машины на заднем дворе, мисс Лейн», а я не сказала: «Как ты мог, хладнокровный ублюдок?» И он не возразил: «Вы ведь живы, не так ли?» Так что я не напомнила ему, что именно он стал причиной того, что моя жизнь понеслась под откос. Не знаю, сколько времени мы просидели вот так, глядя в глаза друг другу, но наш разговор велся при помощи взглядов. В глазах Иерихона Бэрронса было знание и ни капли сожаления о том, что произошло. Кстати, был момент, когда мне показалось, что я увидела его Истинную Сущность, ту, что известным образом связана с первым в мире съеденным яблоком. Но оказалось, что это лишь пламя камина, отсвечивающее от красной рубашки Иерихона и отражающееся в его глазах.
Лишь одну вещь я не могла прочитать в его взгляде, и я хотела это выяснить.
– Ты хоть когда-нибудь думаешь дважды, Бэрронс? Ты хоть иногда сомневаешься в собственной правоте?
Когда он не ответил, я продолжила:
– Неужели ты ни на секунду не задумался об их семьях? Не представил, что среди них может оказаться случайно выбранный помощник, самое большое преступление которого заключалось в том, что в четвертом классе школы он стащил завтрак у одноклассника?
Если бы глаза были кинжалами, я уже давно проткнула бы его насквозь. Об этом я думала сегодня весь день – о том, что где-то остались жены и дети тех, кто уже никогда не вернется домой, и никто из них так ничего и не узнает.
Стоит ли мне собрать личные вещи бандитов – за вычетом жутких останков – и анонимно отправить в полицейский участок? Я понимала, что лучше уж мрачное утешение, которым являлась возможность узнать о судьбе Алины, увидеть ее тело и предать его земле. Если бы она просто исчезла, я бы всю оставшуюся жизнь провела в отчаянной, бессмысленной надежде, я бы вглядывалась в каждое лицо в толпе, я бы постоянно думала о том, жива ли она. И молилась, надеясь, что она не попала в руки какого-нибудь психопата.
– Завтра, – сказал Бэрронс, – вы отправитесь в Национальный музей.
Я и сама не понимала, что задерживаю дыхание, ожидая от него ответа, который хоть немного притупит чувство вины, пожиравшее меня. Я фыркнула на выдохе. Как это типично для Бэрронса. Задашь вопрос – получишь приказ.
– А что случилось с «оставайтесь в своей комнате до моего возвращения, мисс Лейн»? – насмешливо поинтересовалась я. – Что насчет Мэллиса и его людей? Ты уже забыл об этой маленькой проблеме?
Пусть О'Баннион погиб, а у меня появилось оружие против эльфов, однако оставался не на шутку разозлившийся на меня вампир, которого нельзя было сбрасывать со счетов.
– Мэллиса вызвал прошлой ночью тот, чьих приказов он не сможет, да и не захочет ослушаться. Последователи считают, что вампир будет отсутствовать несколько дней, возможно около недели.
Мое подавленное настроение начало понемногу исправляться. Поскольку слова Бэрронса означали, что как минимум несколько дней я смогу бродить по городу почти как нормальный человек и беспокоиться только из-за эльфов. Я хотела вернуться в квартиру Алины и решить, сколько еще разрушений можно будет себе позволить в поисках ее дневника. Я хотела купить закуски и спрятать их в своей комнате, на тот случай, если снова там застряну, а также приобрести маленькие колонки для плеера. Наушники остались в прошлом, я стала слишком подозрительной, чтобы лишать себя возможности прислушиваться, кто или что подкрадывается ко мне с намерением отнять мою жизнь. Однако я могла бы слушать музыку в своей комнате, включив колонки. Поскольку я больше не платила за жилье, то вполне могла оправдать этим покупку колонок на сэкономленные деньги.
– И что мне нужно делать в музее?
– Я хочу, чтобы вы поискали то, что вы называете ОС. Меня долго интересовал вопрос, не спрятаны ли в запасниках музея эльфийские артефакты и не могут ли они находиться в экспозиции. Теперь, когда у меня есть вы, я могу получить ответ на свой вопрос.
– А ты не знаешь, что там могут быть за ОС и на что они похожи? – спросила я.
Бэрронс покачал головой.
– Если бы все было так просто. Даже сами эльфы не могут перечислить собственные реликвии. – Он коротко, мрачно хохотнул. – Подозреваю, что по причине слишком долгой жизни. Зачем им помнить о подобных вещах? Для чего? Ты живешь сегодня. Ты будешь жить завтра. Люди умрут. Мир изменится. Ты – нет. Подробности, мисс Лейн, – сказал Иерихон, – часто влекут за собой эмоции.
Я моргнула.
– Что?
– Эльфы, мисс Лейн, не похожи на людей, – пояснил Иерихон. – Невероятное долголетие превратило их в нечто иное. Вы не должны об этом забывать. Никогда.
– Поверь мне, – сказала я, – я никогда не перепутаю их с людьми. Я знаю, что они чудовища. Даже самые красивые из них.
