— Да. Пожалуйста, будь внимательна. Твоя жизнь в опасности. Я перевел деньги на твой счет, чтобы его восстановить. Держи имплантаты выключенными, тогда смогу сбить охотников за тобой со следа. В районе твоего местоположения есть лестница: пройди этаж, второй выход налево, первый направо, и далее, придерживаясь этого направления, ты попадешь в плотно населенную зону. Смешайся с толпой, если там будет много народу. Домой не возвращайся, иначе подвергнешь опасности семью. Скоро я с тобой свяжусь и дам дальнейшие инструкции. Поняла?
— Да, но… — Среда уже говорила сама с собой. — Ублюдок, — Она попыталась произнести это так, словно действительно имела это в виду. Герман? После трех лет безмолвия. Она почувствовала слабость в коленях. Могла ли я это себе представить? Она включила свет на пальце и увидела груду обломков и следы царапин на своих ох-как-сильно-потрудившихся ботинках. Нет. Увидела лестницу спуска на уровень пола и подъема от платформы наверх, к следующему коридору. Да!
ОБРЕЧЕННЫЕ НЕ УМИРАЮТ
Для своей вечеринки Сэм выбрала темный промышленный участок на краю утилизационной зоны. Среда не пошла туда сразу; сперва поднялась на два уровня, к городской арке, нашла общественную уборную и привела себя в порядок. Помимо чистки обуви и легинсов, она велела куртке провести самоочистку. Волосы растрепаны, настроение — хуже некуда. Как эти подонки посмели преследовать меня? Она подкрасилась: губы — в голубой, вокруг глаз — в сердито черный. Придала волосам видимость порядка. Злюсь. Злюсь!
Помотала головой; отражение лица в зеркале отодвинулось и подмигнуло ей.
— Могу что-нибудь порекомендовать, дорогая? — спросило зеркало.
В итоге она позволила зеркалу добавить ей легкий цветной саронг,
[12]
прозрачную вспышку шелковых радуг вокруг талии. Настроение от этого не улучшилось, но Среда согласилась, что идея неплоха. Куртка в соответствии с настроением заиглилась на плечах рассерженным ежом, и без вновь приобретенной смягчающей детали Среду могли бы сторониться весь вечер. Затем при помощи зеркала она вызвала распорядителя вечеринки Сэмми и, проглотив собственную гордость, расспросила о направлении. Вечеринка была полупродуманной импровизацией — лучшее место спрятаться, пока никто не висит на хвосте. Она не собиралась дважды становиться преследуемой за один вечер.
Сэмми заняла пустой промышленный модуль на пару уровней ниже трущоб, размалеванный в черное и обустроенный цепочкой примитивных домашних приспособлений. Световые трубки, пришпиленные на эластичной зеленой пене, неравномерно распределили по углам комнаты. Установка для производства биокораллов пришла в негодность, экзотические шнуровые орнаменты уродливых кальциевых тератом
[13]
вырастали из емкости, сплошь челюсти да ребра. Громкие звуки вальса расстреливали визжавшую в ответ толпу. Это полоумный ди-джей Эл атаковал барабанные перепонки присутствующих. Был здесь и бар, полный тупиц и придурков, где робот-официант выблевывал алкогольные напитки и вилял соединениями и барбитуратными шумовыми генераторами. Самина знала, как устроить веселье, признала нехотя Среда. Декриминализированная элита, в меру процветающая городская молодежь, проводила малорискованные эксперименты, каковые здешнее тонко регламентированное общество позволяло. На верху сдохшего бака с растворителем устроилась кошка, свесив переднюю лапу и оглядывая каждого входящего. Среда улыбнулась ей, но та, сердито дернув хвостом, отвернулась.
— Среда! — Этакий пухлячок с отражающими контактными линзами блестел потом в ловушке света: Хряк. С полупустым стаканом какой-то дряни, скорее всего пива. Он был взбудоражен — всегда взбудоражен — и зациклен на гетероциклических соединениях: прндурок-биоизыскатель. Десять кило коричневых жировых клеток, набитых страннейшей органической химией, которую только можно вообразить, бурлили под его кожей. Он пытался создать наилучшую липосому для своих грязных экспериментов. Говорил, это сохраняет ему тепло: однажды кто-то дал прикурить ему скрутку с дурью, а он вспыхнул, как один их старомодных самоубийц.
— Видел Фи?
— Фи? Не хочу виться вокруг Фионы! Она скучна. Среда впервые сосредоточила взгляд на Хряке. Зрачки как булавочный укол, тяжелое дыхание.
— О чем ты?
— Тупицы. Сложить малость гидроксилированного тритерпеноида и результат этаноловой дегидрогенизации. Учить меня насчет пивного похмелья. Что принесла? — Он попытался цапнуть ее за рукав, Среда грациозно увернулась.
— Себя, — ответила она, оценивая. Хряк трезвый мог удовлетворить ее потребность. Хряк поддатый — вообще вне игры. — Только свое замечательное «я», толстячок. Где Фи?
Хряк хрюкнул и отхлебнул из стакана Покачиваясь, он отковырнул что-то от подбородка
— Следующая ячейка, выше. — Еще хрюканье. — Скверный день подразумевает тяжелое утро. Я еще не отупел?
— Извлеки кубический корень из 2362?
— М-м-м… шесть-точка-девять… точка-девять-семь… точка-девять-семь-один…
Среда оставила Хряка медленно выбираться из ловушки в тумане ньютоновской апроксимации и выплыла в ночь бледнокожим привидением в замысловатых черных лохмотьях. Причудливая одежда, позабытый юношеский культ смерти. Она проявила добродушие к Хряку, даже снисходительность, уже тем, что задумалась о нем. Наслаждение Хряка самоуничижением пригасило ее собственную нехватку чувства социализации. Мир полон болванов и изгнанников. Оранжерея, вырастившая великолепие системы Септагон, одновременно генерировала множество толковых неудачников, и если никто из них персонально не приспосабливался к системе, все вместе они составляли занятную мозаику.
В следующем производственном модуле танцевали, ускоряемые волынками и собственным ответным воем; некто, втянувшийся в транс драм-машины, метался по сенсорной решетке, обеспечивая молотобойный ритм. Это была группа старших, девятнадцати-двадцатилеток, хвостовой конец средней школы. Встречались немногие жертвы моды, которых всегда можно заметить на вечеринках, но более экстремальные; одетые — или нет, — будто только что выбрались из постели: пара-тройка преувеличенно эксцентричных самоутверждений. Голый лысый парень со звенящей промежностью от множества хромированных цепочек танцевал щека о щеку с другим парнем, длинноволосым, обмотанным в красную тогу, открывающую пирсинг на вздувшихся сосках. Девочка-подросток в идолопоклонническом наряде, спотыкаясь, прошла мимо. Ее осиный корсет, кожаные мячики лифчика, цепочки на запястьях и лодыжках просматривались под прозрачным до пола платьем. Среда проигнорировала эксгибиционирующих экстремалов: фундаментально скучные типы, стремящиеся привлечь к себе внимание и испытывающие необходимость востребованности, но весьма далекие от способности стать хорошими секс-приятелями.
Она пошла в дальний конец секции, выискивая стоящую компанию. Фиона оседлала мертвый рог изобилия. В черных легинсах и футболке, затыкающих протечку в энтропии. Она болтала с парнем в поддеваемом под скафандр гермокостюме с замысловатыми разрезами на коленях. Спод сжимал в руке распылитель и мечтательно жестикулировал. Фи подняла глаза и воскликнула: «Среда!»
