Хотя мы тоже, может, поумнеем. Слыхал, что уже прочистили трассу до Великого Новгорода, а теперь вроде разговоры были – вместе с теми, кто в Новгородчине выжил, ломиться дальше, на Тверь. И на Киев тоже помалу группы шоссе чистят. Мы ж не одни такие хорошие. Правда, и бандюганов хватает, и отморозков. Но глаза боятся и правильно делают, как вроде говаривал офтальмолог академик Федоров
[28]
.
Ну ладно, с политикой все как всегда непонятно, разве что можно почесать языки от души. В свою очередь коротенько рассказываю Крокодилу про Эверест и тамошние дела.
Он широко и как-то даже неприятно улыбается. Плотоядная такая улыбочка выходит, крокодилячья.
– На Эвересте, по сравнению с экспедициями на другие восьмитысячники, особенно ярко вылезает невежество, эгоизм и глупые амбиции. Ты вот про мародерство говорил, а там не редкость кражи в лагерях, плохие гиды и нехватка самого необходимого – того же кислорода, например. А это вообще дикость ни в какие ворота, чтоб в лагере воровали. Дело не в количестве смертей на Эвересте, горы дело опасное везде и всегда, не только на восьмитысячниках. Беда в том, что на Эвересте все подчинено коммерции. Деньги и амбиции. Там Мамона во весь рост на вершине сидит. Потому никакого спортивного духа на Эвересте нет. Заплатил человек бабки – и все, подай ему вершину. А какие туда кретины ломятся, это отдельная история. Твой коллега, к слову, врач из Техаса поперся. Прикинь – где Техас. А где Эверест? Мне ровесник, за полтинник ему было. Сделал себе подарочек на день рождения. На пути к вершине ослеп, у него, оказывается, была перед восхождением операция на глазах, а подумать тупой башкой, что в разреженном воздухе получится с оперированными глазками, – не судьба. Его там оставили в снегу, остальным-то ведь тоже надо на вершину, они тоже бабло замаксали, вынь да положь им вершину. Вернулись за бедолагой через двенадцать часов. А он замерз, идти не может. Дальше вся эта артель не смогла лагерь найти, докторишка опять ночь на морозе провалялся, потом его в базовый лагерь спустили, ан палатку с докторишки снесло. Опять, значит, на – 60 °С. Потом все-таки эвакуировали, отделался дешево – ампутировали руку, пальцы на ногах и нос. А всего из двух групп восемь человек помре, причем двое – инструктора. Вот и скажи, тот врач думал о чем-нибудь? Когда в горы поперся после операции. Или нет?
– Ну так это американцы. У них не принято своей шкурой рисковать за других.
– Брось. Люди одинаковы. А уж в беде тем более.
– Ну мне кажется, что в СССР все же люди другие были.
– Это ты путаешь. Людей старались сделать другими, но человеческую природу не переделаешь. Нас в 1975 году, в сентябре, гоняли на спасательные работы – на Гузерипле половина туристической группы одним махом погибла. Из пятидесяти трех туристов – двадцать один покойник. Для того времени неслыханное ЧП. Тем более на тридцатом всесоюзном маршруте.
– Погоди. Я ж не в теме совсем. Гузерипль – это где? Тридцатый маршрут – это что?
Крокодил снисходительно смотрит на меня. Недолго, правда, потому как, болтая со мной, он тщательно контролирует окрестности. Раз уж он охраняет возящихся в песочнице детей, то болтать может, но контроль за окружающей ситуацией не теряет ни на минуту.
– Гузерипль – это гора, Северный Кавказ, Адыгея. Красивейшие места. А тридцатый маршрут особо интересен, потому как пройдешь через перевал и к вечеру выходишь в Дагомыс, на Черное море, на самый бережок. То в горах шел, то вот уже и море. Маршрут красивый, ненапряжный, для обычных туристов. Только им тогда не повезло – шквал в горах прошел. Ну и накрыл группы, которые там шли. И самое смешное, все ровно как на Эвересте. Тут же снега вывалило сантиметров шестьдесят, похолодало, шквалистый ветер задул. Инструктора при нижней группе на тридцатке – студенты без подготовки, руководство сразу упустили. А без руководства начался капец. Кто во что горазд и кто куда. Накрыло-то их в альпийской зоне, на перевале. Паника началась. Одни пошли назад – там пастушеский балаган был, другие – вперед, там лес. Группа людей поопытнее сразу откололась от основной массы туристов и сделала все правильно – но только для себя. Из них ни один не пострадал, однако остальных они игнорировали. Устроились эти умники в лесу как положено, костер развели, огонь поддерживали, потом, когда шквал стих, спокойно повосхищались красотой заснеженных склонов – там гряда Каменное море, да и лес в снегу красив был. Пофотографировались. Те, кто с инструкторшей-девчонкой вернулись к пастушескому балагану, тоже спаслись. А с остальными вышло паршиво, потому что куда делись те, что поопытнее, никто не заметил, инструктор повел остатки группы через такую милую балку с душевным названием Могильная. Так-то там ручеек убогий течет, впадает потом в речку Армянку, но после шквала и ручей вздулся, и снега навалило столько, что там завязло несколько человек, в первую очередь женщины. Промокли, замерзли. Инструктор, хоть и необученный был, а костер развел, велел мужчинам его поддерживать, пошел помочь тем, кого на склоне потеряли, что характерно, с ним никто не отправился. Все у костра остались. И из балагана с другой стороны перевала только пастухи вышли, туристов выгнать на помощь своим же не удалось. Когда инструктор с полумертвой девчонкой до костра добрался, оказалось, что костер уже не горит – за дровами всем было идти влом, «а че я должен, пусть другие идут!» Вот костер и прогорел дотла. Инструктор еще раз запалил костерок и отправился за помощью – ниже еще база была, с телефоном. А ребятки у костра взялись водкой греться. Сам результат спрогнозируешь?
– Ну что тут прогнозировать… Нельзя водкой греться, все плохо кончится. Замерзли, наверное?
– А то ж! Сильно смотрелось – чахлый потухший костерок, мерзлые мертвецы и пустые водочные бутылки в серьезном количестве. Короче говоря, спаслись умники, спаслись те, кто в пастушеский балаган с инструкторшей отправились, да еще несколько человек. Одна девушка вообще геройская оказалась – три дня вокруг пихты ходила, потому что верила – не бросят, а спать, понимала, нельзя – замерзнет. Даже не обморозилась. Сознание потеряла уже в вертолете. Тогда государство раскачивалось не сразу, зато через три дня и вертолеты, и спасательные группы, и даже армейских на помощь подтянули. Всем спасшимся всякие льготы и бесплатное проживание в лучших санаториях на берегу. А нам – трупы собирать, когда следователи отработали. Двух парней дольше всего искали. Один в пропасть свалился вместе с лавиной, сам же ее и вызвал – искал свой брошенный в панике рюкзак и слишком близко к краю подошел. Другого чувака первым же шквальным порывом ветра сдуло в ту же пропасть, но гораздо раньше – еще на седловине. Так он там ухитрился на карнизике уцепиться. Друзья пообещали спасти: «Жди друг, мы вернемся с помощью!» – Четыре дня ждал, пока не замерз, на этом карнизе сидя. Друзья уже были спасены и думать о нем забыли. Спасатели тело случайно нашли – он же первый пострадал, основная куча трупов ниже гораздо была, там его и искали. Если б приятели о нем не забыли, вполне можно было бы спасти. Кто ж знал, что он там сидит. Вот и смотри сам, чем это от Эвереста отличается? Да ничем. Не восемь тысяч метров, а тысяча шестьсот, но разницы никакой.
