Здесь как раз зелени хватает – это ж практически за чертой города зеленая зона, прибрежная полоса, правда изрядно замусоренная, какие-то гаражные кооперативы, вроде местные вообще это место Шанхаем называют. Мне оно известно только тем, что Вовка тут нашел на восемнадцатый день Беды живого парнишку – тот спрятался в туалете бензозаправки, что слева, и там отсиживался. Вроде он уборщиком, что ли, тут работал, вот и ухитрился протянуть на чипсах и печенье, что с витрины хватанул, убегая в свою фортецию. И даже не свихнулся, просидев столько времени в осаде.
А еще тут площадка, на которой мы занимаемся.
Трое одетых в стиле «не кусай меня собака» товарищей не торопясь идут перед нами. Мы приотстали – щенки дальше не хотят идти категорически. Изо всех сил не хотят.
Пока мы с ними возимся, ребята, видно, находят искомое – гулко грохают три выстрела.
– Всё с этим, тащите Хундфройляйн! – кричит нам Брысь.
– Что там было? – ору в ответ.
– Оно и было, – несколько неясно отвечает Серега.
Собаку приходится брать на руки. Так она чувствует себя несколько увереннее, но все равно старается вырваться. А весит она уже с пуд где-то.
Морф оказывается ужасающим. Я таких не видал раньше, а еще меня пробирает хохот. При жизни животное это было самой мелкой собачонкой – таких в сумочках таскают. Чихуахуа, что ли, порода называется? Кого уж оно съело и как морфировало, мне не совсем понятно. Размером оно по-прежнему и до кошки недотягивает. Челюсти разве что увеличились и удлинились этаким клювом. Но вот пахло от него, как положено, – отчего другие собаки и пугались всерьез. Размеры подкачали, а так вполне себе морф. Особенно издалека да по запаху.
Возникает вопрос – забирать ли эту падаль с собой для отчета, как положено, или нас засмеют? Морф-то меньше кошки.
Брысь принимает соломоново решение – если для отчета и не примут, то в некролаборатории будут рады и такому образцу. В конце концов, крысоморфы еще меньше размерами попадались. Но это не делало их менее опасными и шустрыми.
Серега тем не менее хихикает. Ну да, отличный охотничий трофей, голову вполне можно на стенку повесить, а шкуру на ковер пустить. На коврик для мыши.
– Знаете, мне неловко, что мы вас по такому пустяковому случаю побеспокоили, – говорит Бурш майору, пока трупик упаковывают в мешок из черного пластика.
– Глупости не говорите, – невозмутимо отвечает Брысь.
– Почему глупости? – удивляется мой коллега вполне искренне. – Мы вооружены, умеем стрелять, а уж с такой мелкой ерундовиной справились бы. Ее же сапогом раздавить не проблема, даже без стрельбы.
– Если вас гнетет то, что мы съездили на заявку и ликвидировали бесспорно морфа, то это зря. Нашей группе это в зачет. Если гнетет то, что вы как бэ струсили, то это тем более зря. Не говорю уж о том, что только сейчас мы узнали, какой именно был морф, а получасом раньше никто понятия не имел об этом. Потому мог быть и какой-нибудь стокилограммовый мастиф, например, или фила бразильяна
[5]
, не к ночи будь помянут. Много бы вы своими пукалками наработали бы? Не говорю о том, что собаченции вам стрелять бы не дали – задали бы лататы
[6]
, дернули поводками в момент прицеливания… Так что все как должно. Нам ведь никакие потери не нужны, а?
– Да не хотелось бы. С чего вы решили, что это именно собакоморф?
– Тропность
[7]
. Есть такое слово?
– Есть. Хотите сказать, что именно собакоморф тропен к собакам?
– Точно так. И это для собак сейчас самый страшный враг. На генетическом уровне. Хундфройляйн смелая девочка, видел я ее в деле. Раз она так напугалась, какие еще варианты. Вы мне лучше скажите, зачем вы тетку в пыли обваляли? Она на вас была очень зла, как я видел. Чем это вы женщину так окрысили?
– Она хотела, чтобы мы ее песика остановили и удержали.
– А вы что? Наш доктор-то уж всяко должен был кинуться на помощь страждущим. Хлебом его не корми, альтруиста. Хоть за фалды держи.
– Вообще-то он вроде бы собирался. Но я не рекомендовал. – Бурш иронично смотрит на меня.
– Ну а что я? Я ж не полез!
– И правильно, – кивает коллега.
– А растолковать? – спрашиваю я, потому что и впрямь интересно.
– Собака – стайное животное. Помните? Ага, помните. Так вот, бабка – она хоть числится этим псом на низшем уровне иерархии, но в своей стае. Он будет защищать себя и свою стаю. Значит, если будем хватать его, он разозлится, а ошейничек у него, к слову, шипованный. Так что пусть мадам сама за такой ошейник песика хватает. Если тормозить бабку, он опять же разозлится, уже защищая особь из своей стаи. А песик без намордника. Напуган, потому агрессивен вдвое.
– Странно, – хмыкает Брысь, – я считал, что собаке можно дать команду и она подчинится.
– Только если это нормальная собака и обучена понимать человеческий язык. Тогда она команду выполняет. Но то грамотная собака, а этот – дикарь, да еще и тупой. Вот представьте, как бы отнесся майор, если бы я схватил его за шиворот, да еще орал бы что-то на суахили или на чем там любит изъясняться ваш снайпер? Мне кажется, что майор отнесся бы к таким действиям неодобрительно.
Брысь посмеивается. Пример ему понравился. Только я подозреваю, что именно на суахили он бы как раз команды понял.
– Похоже, тут все. Поехали? – спрашивает Серега.
– Поехали. Вы, к слову, знаете, где эта собачница проживает?
– Знаю, – удивленно говорит Бурш.
– Значит, подтвердите нарушение пункта о намордниках.
– Может, не стоит давать делу ход?
– Стоит. Поверьте – стоит, – уже неуклюже залезая в машину, ответствует майор. – Вы с нами или остаетесь?
– Лучше пройдемся, – говорит мой коллега.
– А, ну бывайте!
Бурш, обращаясь к нашим щенятам, внушительно выговаривает торжественным тоном:
– Сия у нас победа может первая назваться, понеже над морфом псоглавым таковым никогда такой не бывало.
И угощает свою Исиду чем-то вкусным. Приходится не отставать.
Ага, значит, все в порядке, раз он пустился выдавать фразочки на архаичном языке. Любит он таковым щегольнуть, но только в спокойной обстановке.
– Нам здорово повезло, – замечаю я на тот случай, если коллега чего не понял.
– Вы даже не представляете себе, насколько вы правы, – распутывая переплетенные разыгравшимися детенышами поводки, отвечает Бурш.