Несмотря на позднее время, в больнице нас встречает больше народу, чем заслуживает пяток инвалидов с сопровождающим. Получается короткая пресс-конференция, причем и главная здесь, и начраз прискакал, и врачи многие. Вопросов куча, я как-то не представлял, что мой нелепый контакт с Мутабором вызовет такой ажиотаж.
Приходится спешно писать отчет. К моему счастью, находится потертый диктофон — и мне остается наговорить все на пленку. Вроде есть кому напечатать.
Дальше оказывается хлопотно — саперы разблокировали уже несколько зданий, освободили людей, и на ремонтном заводе сейчас полный завал. Судорожно комплектуется несколько групп — в том числе и медицинская. Коллега — оториноларинголог, командовавший на берегу, свалился с сердечным приступом, эвакуирован. Короче говоря, придется ехать обратно и работать там до момента, когда ситуация исправится, потому что там сейчас самый настоящий очаг санитарных потерь.
Времени хватает только на перекусить походя чем-то вроде бутербродов.
Меня несколько задевает, что врачи больницы остаются на месте — посылаются медсестры — три человека, пяток санинструкторов — и меня старшим. По дороге надо забрать братца, да и группу нашу перебрасывают обратно на завод. Сейчас уже идет замена охотничьей команды на базе МЧС на два десятка кронштадтских.
Пытаюсь выцыганить медикаменты и прочее, что необходимо в такой ситуации. Когда на руках несколько не то сотен, не то тысяч замерзших, голодных — и обезвоженных в придачу людей, многое понадобится. Мне толкуют, что уже послали, что можно и нужно. Тут вмешивается майор-танкист — как он появился, я не заметил.
— Пошлите туда еще старые газеты, ткань в рулонах, можно телефонные справочники и картона побольше.
Главная смотрит на него как на идиота.
— Мы все необходимое уже послали!
— То, что я перечислил, тоже лишним не будет. Надо также туда караульные тулупы, если есть, и валенки тоже. На тех, кто там сегодня корячился, — одежонка не слишком-то теплая, а охрану налаживать надо будет.
— Но газеты-то с картоном зачем?
— От холода спасаться. Газетами и бумагой из телефонных справочников — эти, желтые страницы, например — можно неплохо подсушить сырую одежду и обувь, и утеплиться тоже можно. Просто напихиваешь ее под верхнюю одежку. Если не надо стоять, а лежишь или сидишь на чем-нибудь, сапоги надо подснять немного. Ткань нужна на портянки, носками все равно всех не обеспечишь. Если приходится стоять на замерзшей земле или утоптанном снегу или льду, надо набросать под ноги чего-нибудь. Картонные коробки очень хороши — один-два слоя дают офигительную разницу. Можно лапник, только его там сейчас не наберешь. Можно газеты опять же. Можно пакеты поверх сапог надеть. Но это не вместо картонок или других подстилок. При минус двадцати без снега мы спали на земле без обморожений. В сапогах. Приняв необходимые меры. А однажды я отморозил уши чуть не при нуле градусов и без особого ветра. Просто варежку раззявил. Так там сейчас таких дурней будет богато, вам разве это нужно? Лечить-то здесь придется. И не только обморожения — циститы там всякие, ангины, бронхиты, радикулиты, аднекситы и воспаления легких.
Главная смотрит на офицера несколько благосклоннее.
— Хорошо, учтем. Мысль любопытная. Только сейчас уже груз укомплектован. Следующими рейсами. Эту макулатуру еще найти ж надо…
Медсестры уже собрались. Забираем санинструкторов-мальчишек и отчаливаем. Или как оно называется? Если правильно-то, по военно-морскому?
Кроме людей на корыто еще и пару мешков с медикаментами и перевязочным материалом закинули. Что в мешках — коротко докладывает сумрачная тетка, старшая у медсестер. Вроде все, что надо в таких случаях.
Тесно, зато тепло. Приходится еще раз озвучить, что там, на заводе, происходило. Один из санинструкторов в самом вроде неподходящем месте рассказа стал хихикать. Получил от медсестры подзатыльник. Ну, пацан еще совсем…
Коротко инструктирую о том, чтоб заботились о своей безопасности. Они вооружены — у каждого по пистолету, но признаются, что сами не пользовались, знания сугубо теоретические. Надо будет потом попросить Николаича и того же майора, чтоб в плане ответной любезности научили медперсонал пользоваться оружием. Времена, когда медики пользовались неприкосновенностью, — закончились уже давно. Я уж не говорю про уголовников — раньше лепилу обидеть было реально западло, нынче — взятие медиков в заложники уже привычно. Но и патентованные военные стали вести себя не по кодексу чести. Наши, обжегшись на европейском отношении оккупантов к лекарям в Великую Отечественную, сделали выводы. Уже в середине войны каждый медсанбат старался сформировать у себя отделение санитаров из толковых бойцов и всеми правдами и неправдами удерживал их у себя, а заодно разживался неучтенкой — в первую очередь трофейным автоматическим оружием, на что начальство смотрело даже не сквозь пальцы, а вообще глаза ладошками закрывало.
Доходило до того, что в медсанбатах были даже противотанковые пушки, и несколько раз в конце войны медсанбатовские сами подбивали танки и бронетранспортеры немцев и венгров, прорвавшихся в тылы или пробивавшихся из окружений… А если кто что скажет насчет того, что это нарушение правил войны, и тыры-пыры про Красный Крест, тому можно просто напомнить, что больше двухсот наших госпиталей и медсанбатов были вырезаны и расстреляны в первой половине войны — когда еще рассчитывали на то, что против нас воюют нормальные люди.
Братца и Филю подбираем там, где я и предположил — на форте Александра Первого. Черт, хотелось давно тут побывать, читал про него много, а видел только издалека.
Интересная история. Когда его строили — он уже устарел потому, как гладкоствольные пушки уступили место нарезным орудиям. Да и защищал он внутренний рейд Кронштадта, а туда добраться противнику было очень непросто. Потому и поместили в небольшом форте чумную лабораторию. Сильно она напугала человечество, и производство противочумной вакцины считалось делом очень важным. Вот и содержали там лошадей — для получения сыворотки, проводили эксперименты и много чего успели. А что такое чума, видно было по истории болезни Выжникевича. Заведующий Особой противочумной лабораторией Института экспериментальной медицины Владислав Иванович Турчинович-Выжникевич за три дня сгорел от легочной чумы. По тем временам — первоклассно оборудованная лаборатория со строгим режимом и своим крематорием, в котором сжигали все — вплоть до мусора и конского навоза. Из лаборатории в мир выходила только вакцина… И даже пароходик, обеспечивавший связь с Кронштадтом, носил гордое название «Микроб».
Эх, вот будет свободное время — обязательно сюда напрошусь — интересно тут походить. Нет, конечно, похожее видеть доводилось — известный форт Байярд такой же, только поменьше. И в Англии такие же есть, и в Америке… Их еще называли «каменные линкоры» — действительно, на корпус корабля похоже и орудия ярусами…
От всего этого отвлекает братец, залезающий в салон. Кивает и говорит:
— Направление — завод? Помощь беженцам? Медикаменты — наличие?
