— А Дункан где? Он же к вам пошел, — спрашивает маленький омоновец.
— Это вы о ком?
— Да о нашем парне. Кличка у него Дункан Мак-Лауд.
— С чего это ему так повезло?
Омоновец вздыхает.
— Это же самый баянистый баян инета.
— А поподробнее?
— Да, господи! Он — реконструктор. Обожает железяки средневековья. Мечник до мозга костей. Возвращался со сбора таких же сумасшедших; из лени, а он ленивый, не снял панцирь и меч, просто сверху длинный плащ надел. Шел к себе, а там два нарка с мечтой о дозе. Они ему: «Деньги давай!» Он, разумеется, освирепел, дескать, вот вам вместо денег длинный мужской половой… Ему, естественно, в печень отверткой. А там собственноручно сделанный панцирь. Отвертка и застряла.
Он тем временем выдергивает из ножен меч — эти два придурка, видя такое дело, падают на колени и вопят на полном серьезе: «Пощади нас, Дункан Мак-Лауд!» Тогда как раз этот фильм шел — «Горец».
Он их повязал и сдал. И сдуру нам это и рассказал на следующий день.
— Я это читал на Баше, только думал, что выдумки, — заявляет Саша.
— Ага, выдумаешь такое. Так, где Дункан-то?
— А вон он — руками машет, — говорит Андрей, глядя в окошко, что выходит на Кронверк.
Смотрим и мы. Омоновец, голый по пояс, как-то забавно и грузно пляшет у ворот Артмузея, действительно размахивая руками над головой.
— Он чего, сдурел? — удивленно говорит высокий омоновец.
— Нет, у него что-то в руках, — отвечает Андрей.
— Двуручем разжился. Точно. Сбылась мечта идиота, — уверенно заявляет маленький. Ну, он вообще-то не то чтоб уж совсем маленький, скорее так выглядит по сравнению с коллегами.
— Верно, он тут как раз с одним из музея об этом говорил, — вспоминаю я.
— Мальчики, обед уже остыл, — твердым голосом Дарьи заявляет распорядок дня.
— На нас, хозяйка, хватит? — улыбаясь, спрашивает маленький.
— На вас хватит, — в тон отвечает наша кормилица, смерив его взглядом.
— Тогда пойду, остановлю Дункана. — Маленький шустро вывертывается из комнаты.
— Того музейского, что с ним, тоже захватите, — вслед кричит Дарья.
И, увидев наши вопросительные взгляды, поясняет:
— Мне Павел Александрович книжку подарил Максима Сырникова, по кулинарии. Вот сегодня все по книжке и сделано, хочу, чтобы и он попробовал.
Мы еле-еле успеваем разложить здоровенный складной стол, который Дарья заботливо накрыла чистой синей скатертью, расставить миски, хлеб, водрузить чудовищную кастрюлю из нержавейки и две поменьше — эмалированные, не такого монструозного размера, когда в двери появляются шустрый омоновец, немного смущающийся Павел Александрович и здоровяк, который действительно благоговейно тащит здоровенный двуручный меч с пламенеющим клинком.
Оружие торжественно ставится в угол, причем я замечаю, насколько влюбленным взглядом глядит на эту кованую рельсу детина из ОМОНа; редкая девушка может похвастаться, что на нее смотрели так обожающе.
— Мы не помешаем? — спрашивает стеснительный сотрудник музея.
— Наоборот. Я хочу, чтоб вы тоже попробовали, что получилось, — отвечает Дарья.
— Разве невкусно? — пугается Павел Александрович.
— Наоборот — пальчики оближешь.
— А что у нас сегодня? — Николаич пытается навести порядок.
— На первое — рассольник со снетками, на второе — жареная корюшка и тельное из окуней.
— Обалдеть! — кратко выражает общее мнение худощавый.
Я тоже ни разу не ел рассольник со снетками, а что такое тельное — и слыхом не слыхивал. И, похоже, не я один.
В ознаменование завершения операции Николаич вызывает наших в БТР. Оба сундука въезжают во двор. Михайлов в виде одолжения обеспечивает охрану агрегатов патрулями, и трое сидевших в машинах — наши Вовка с Серегой и водитель из ОМОНа — являются к столу. Чуть раньше приходят из тюрьмы Трубецкого бастиона жены наших товарищей с Демидовым. Вот теперь полный сбор. Табуреток у нас маловато, зато от пасечниковой бригады остались доски — гладко оструганные и легкие, положенные на табуретки они дают достаточно места для всех. Чуточку тесновато, но уютно.
Николаич отпускает тормоза — и на стол выставляется водка в том самом холодном виде, который позволяет употреблять ее без судорог и в таком количестве, чтоб было весело, и не более. Первый тост — за хозяйку и дам, которые ей помогали в готовке этого пиршества. Второй — за успехи. Рассольник и впрямь оказывается объедением, хотя, по словам Дарьи, готовить его просто.
Маленький омоновец, не удержавшись, вытаскивает КПК и тут же заносит в анналы рецепт приготовления, который ему с удовольствием надиктовывает Дарья.
Возникает желание спросить добавки, но еще две кастрюли несколько охлаждают жадность.
Третий тост — за гостей. Дарья и дамы раскладывают тельное, оказавшееся маленькими румяными котлетками. Оказывается, что ребята из МЧС привезли окуней уже разделанными, к вящей радости кошки Няки, позорно предавшей друзей-рыболовов. К удивлению нашей хозяйки, компанию кошке составили двое кавалеров — один мрачный котяра с располосованными ушами и одноглазый, другой почти котенок, тощий и жалкий. Но рыбьих потрохов хватило на всех.
— Это-то понятно, чешуя у окуней гадкая. Запаришься драть.
— Так они шкуру надрезали и сняли.
Получилась действительно вкуснотища. Перевели дух перед последней кастрюлей.
Подняли, не чокаясь, четвертый тост.
А после жареной корюшки отяжелели.
Расползтись и залечь Николаич не порекомендовал — оказывается, с легкой руки гостей наклевывается разведка находящегося рядом предприятия «Носорог». Там производят одежку для МВД, и можно разжиться много чем полезным. А ехать совсем рядом — на Малый проспект. Там магазин-склад.
Но кидаться прямо сейчас не резон. Сидим, отдуваемся. Неугомонный Дункан начинает делиться впечатлениями о наконец-то попавшем ему в руки настоящем боевом двуруче, отлично сбалансированном, хорошо сидящем в руках. Оказывается, это он не плясал, а пытался отработать круговой удар.
— Ставишь яблоко на ладонь и начинаешь вращать.
— Ага. Барон Пампа дон Бау немного напоминал вертолет на холостом ходу…
— Да не, я серьезно…
— Уймись, все равно, кроме тебя, это железо вертеть не будет никто.
— Вы зря так, молодые люди, — вступается Павел Александрович, — я впервые наглядно убедился, что двуручный меч многофункциональное оружие. Ваш товарищ очень толково подошел к этому.
— Вы знаете, папаша, честно признаться, нас это фехтование не очень чтоб трогало, — сыто отдувается маленький.
