— Ну и дурни! Я вам сколько говорил, что вся работа дубинками — чистое фехтование.
— Сравнил! — фыркнул привычно маленький омоновец.
— А вы знаете, ваш коллега прав. Во всяком случае, когда милиционеры работают в строю со щитами и дубинками — очень многое почерпнуто еще из римской армии. Вы практически один в один передрали такие построения, как черепаха, шеренга. Разве что копий у вас нет.
— Невелика потеря, если честно.
— И здесь ошибаетесь. Римские копья, пилумы, были прорывом в военном деле того времени. Пилум, сделанный из прочной тяжелой породы дерева с острым железным наконечником, был тяжел — килограмма четыре, и имел чрезвычайно длинную железную часть с острием. В отличие от простого метательного копья, пилум, попавший в неприятельский щит, не мог быть перерублен ударом меча, как обыкновенное копье. До древка пилума меч противника не мог достать, и щит, с вонзившимся пилумом, оттягивал врагу руку вниз. А атакующий легионер, наступив на волочившийся пилум ногой, заставлял врага согнуться и открыть для удара мечом шею и спину. Вроде пустячок, а работало смертоносно.
— Лучше вы, папаша, скажите, что у вас в музее там за куча макетов: и самолетики, и дирижабль, и пушки всякие. Там написано, что это противобатарейная борьба, но я как-то не просек, в чем суть.
— Ну если хотите. Я вам расскажу один пример, а вы уж смекайте. Мне его рассказал покойный Витте, а он был одним из организаторов контрбатарейной борьбы, когда во что бы то ни стало надо было не дать немецким дальнобоям долбать по городу. Все знают, что после прорыва блокады в сорок третьем году в дополнение к Дороге жизни стремительно была построена железная дорога вдоль Староладожского канала. Еще работали трофейные и похоронные команды, и рядом с ними строили насыпь и клали рельсы. Работа была титаническая, а еще надо было сделать мост на сваях — через Неву. Немцы все это отлично видели и старались сорвать строительство дороги. Соответственно наши им мешали, как могли. Дорогу построили. Мост построили. Пошли поезда. Железнодорожную ветку назвали «Дорога победы». По ней доставили три четверти всего, что получал Ленинград. Правда, у железнодорожников эта ветка была известна как «коридор смерти». В среднем за день полотно разрушалось прямыми попаданиями трижды. Но ремонтные работы проводились стремительно. Поезда шли. Снарядный голод кончился, и немцы это ощутили на своей шкуре очень быстро. Естественно, что им было важно перерезать эту транспортную артерию. Проще всего это было сделать, разваляв мост через Неву у Шлиссельбурга. Но это очень непросто — особенно без корректировки. В воздухе появилась группа «фокке-вульфов». Один двухместный, остальные явно истребители прикрытия. Действовали очень грамотно. В мост пошли попадания. Его чинили, но с каждым днем все становилось хуже и хуже. Мало того, этот чертов корректировщик был виртуозом. Он дирижировал ансамблем из нескольких дальнобойных артиллерийских групп, и потому артполк, прикрывавший мост, раз за разом проигрывал дуэли. Связь с нашей истребительной авиацией была многоступенчатой, и, когда начинался очередной сеанс корректировки, немцы успевали отстреляться до прибытия наших истребителей. Летуны говорили, что буквально сидели в кабинах и взлетали, не теряя ни секунды, но вот то время, пока запрос из артполка проходил по инстанциям — безнадежно гробило возможность успеха. Выделить зенитную артиллерию для того, чтоб отогнать наглеца, не получалось. Имевшаяся и мост-то с трудом прикрывала, потому что его и бомбили постоянно, не только обстреливали. Ну и неизбежное случилось.
В один далеко не прекрасный день сразу после появления группы корректировки начался обстрел. Но не такой, как раньше, — било одно орудие. Мощное. И очень точно. С такой дальности, что артполку оставалось только смотреть. Пристрелка шла так, что командир артполка спал с лица. Посланный к мосту писарь приволок осколок. После осмотра всем, кто понимал в артиллерии, стало тошно. На снаряде не было медного пояска. Нарезка шла сплошняком прямо по стальному телу снаряда. Это означало, что дальнобой этот сверхточен. Правда, внутренний вкладыш ствола выдержит выстрелов семьдесят, после чего орудие пойдет в ремонт. Но минимум десятая часть будет прямых попаданий в мост. А ему и столько много. Орудие отстрелялось. В мост попал десяток снарядов. Все. Финиш. Группа корректировки улетела на аэродром. Мост вышел из строя. Катастрофа… Практически сразу же командира полка вызвали к начальству. Он собрался и уехал, как на собственные похороны. Вернулся очень поздно, но довольный. Разговор был тяжелый. Но артиллеристов отличало умение видеть проблему и при этом предлагать решение. Дело дошло до Говорова, а он был человеком безусловно умным и справедливым. Командир артполка не с пустыми руками приехал. К тому же и до этого он постоянно докладывал об ухудшении ситуации. Потому вместо крика и брани было проведено совещание специалистов. В основном предложения командира артполка были приняты. Связь с авиацией стала прямой. Дополнительно придана зенитная артиллерия. Договорились с моряками о взаимодействии. Были и еще решения, но я тут не буду распинаться долго. В ближайшие же дни оказалось, что, когда истребители прилетают быстро, корректировка стрельбы у немцев срывается. Мало того, поехав договариваться с моряками о взаимодействии, командир получил неожиданный сюрприз.
Разговорился в штабе «клешников» с красивой молодой женщиной в морской форме — оба ждали приезда задерживающегося начальства — и тут артиллерист узнал, что женщина — переводчик-слухач. То есть она слушает эфир и записывает переводы немецких разговоров. Работа скучная, а главное, бесполезная, потому как немцы прямым текстом не говорят, вот разве что бывает такой бархатистый уверенный баритон, так его слушать интересно. Он, правда, больше говорит всякими позывными и цифрами, но, как правило, в конце либо хвалит: «Носорог тридцать три! Благодарю за работу и сделаю все зависящее, чтобы вы повидали свою семью уже в этом месяце. Великолепно!», либо дает разносы: «Аист двадцать восемь! Рекомендую вам собрать чемодан, и не забудьте взять свою любимую соску и плюшевого мишку! Я не понимаю, как вы смогли попасть из яслей в армию! Возвращайтесь обратно!» И это интересно слушать, потому как язык литературный, очень богатый. Познавательно в плане обогащения лексики.
Командир артполка вежливо поинтересовался: а что за цифры? Переводчица привела примеры. И удивилась оттого, что ее собеседник буквально подскочил и разволновался. Слухач записывала авиакорректировку этого немца с «фокке-вульфа»! Учитывая важность своей задачи, командир артполка добился перевода слухача из флота в сухопутную армию, а именно в его полк. И очень скоро для корректировщика настали трудные времена. Его бархатистый баритон начинал звучать в эфире сразу, как самолеты поднимались в воздух. Соответственно наши истребители почти одновременно прибывали к месту встречи, благо оно не менялось — основной целью оставался мост. Его уже отремонтировали, и это было весьма неприятно для немецкого командования.
Немец ухитрялся вести корректировку даже в условиях воздушного боя, но это уже были не те санаторные условия, что прежде. Все чаще приходилось линять. Правда, его телохранители всегда успешно связывали боем наших, и если он и не мог вести корректировку, то улизнуть ему удавалось беспрепятственно. Попытки одной группой связать истребители прикрытия, а другой атаковать корректировщика не увенчались успехом. Но дела с обстрелами теперь не ладились. Без точной корректировки попасть в тонкую нитку моста с расстояния в два десятка километров было непросто. А тут еще и то, что стараниями Говорова налаживалась система контрбатарейной борьбы, и чем дальше, тем жиже были результаты у немецких артиллеристов. А потом корректировщик вдруг пропал. Совершенно точно, что он ушел из собачьей свалки целым. Но больше в эфире бархатистый баритон не появился. Много позже летчики узнали, что ходивший тогда в свободный поиск истребитель из другого полка, не имеющего никакого отношения к защите моста, увидел за линией фронта одиноко идущий на малой высоте двухместный «фокке-вульф», воспользовался тем, что пилот его не заметил, подошел поближе, и «немецкий летательный аппарат тяжелее воздуха» пошел считать елки… Больше развалять мост немцам не удавалось…
