В итоге рассаживаемся на броне, сторонясь липких, подмерзающих на холодрыни полос все той же шаровой краски. Удивляюсь, а чего не в десантный отсек?
— А так привычнее, — отвечает Андрей. — Тут нет толп зомби, что вообще-то удивляет. А морфа увидим — стволов хватит затормозить.
Да уж, стволов у нас нынче богато, у снайперов по два — взяли в дополнение к «Светкам» еще и охотничьи слонобои, Вовка к «калашу» еще прихватил какую-то гладкоствольную многозарядную коротышку, Николаич как раз с АК, и только мы с Сашей и Надей с ПМ в кобуре. А я так еще, по совету Андрея, и «Марго»
[60]
взял. Хотя зачем — не понимаю. Ну да он опытный парень, зря не посоветует. Все. Тронулись.
Гарнизонные и «курки» — те забились внутрь. Ну, там сейчас теплее, конечно, хотя пока, наоборот, жарко. Броники, сумки, запас боеприпасов — и взятые с собой на всякий пожарный сухой паек и фляги — весят густо. Предполагается, что нас забросят к югу от завода и мы начнем действовать оттуда. А лишний груз можно оставить в технике. Хотя сомневаюсь, что наши на это пойдут: пропадет чего — не найдешь потом и ничего не докажешь.
Едем медленно. Рядом грохает выстрел, мальчонка со складной СВД горделиво задирает нос — свалил стоящего метрах в ста пятидесяти от дороги обглоданного мужика.
— Ты зря так лупишь по всему подряд. Винтовочку-то не напрягай зря, — советует пареньку Андрей.
— Тебе-то чего? Ты что возбудился? Я — снайпер, а ты кто? Сиди со своей допотопной берданой, охотничек!
— Снайпер, говоришь? Хорошо, скажи, будь добр — что такое тысячная? Формула тысячной? Цена щелчка барабанчика ввода боковых поправок?
— Да чего ты ко мне докопался, толстый? Я те что — школьник?
— Ты не снайпер, ты мотострелок с винтовкой. И не надувайся — у таких, как твоя, при настреле более тысячи выстрелов заклинивает затвор в раме. После этого — только неполная разборка винтовки. И так далее. Ты сколько выстрелил уже?
— Откуда я помню? Я че — компьютер? — злится паренек.
— Если ты не пулеметчик, то должен это знать, настрел у тебя не ящиками. Вот и прикинь, как оно будет, если твоя заклинит в самый неподходящий момент, а толстого рядом не окажется? Дальше: пистолетная рукоятка коротка, мизинец висит в воздухе. Увидишь ломаные носилки или велосипед — снимай резину и натягивай. Понял?
— А почему — сломанные носилки только для этого годятся?
— Потому что целые нужны будут в дело. Затыльник приклада — голое железо, удерживать в плече одинаково во время стрельбы сложно. Значит, надо намотать пластырь, изоленту. Можно нас попросить — глядишь, какой подходящий затыльник и найдется.
— Ты дядьку, сынок, слушай. Он дело говорит, — заявляет сапер, остренько покосившись на Андрея. — И за толстого извинись, кстати.
— Да отвалите вы от меня. Чего прицепились, сам знаю, что делать. — Снайперишко обиженно нахохлился. Андрей коротко подмигивает саперу. Тот в ответ ухмыляется.
— Что, действительно клинит после тыщи выстрелов?
— Ага. Где-то с четверть таких браковок.
— М-да… мрак…
Останавливаемся у каких-то домиков. Вокруг валяются всякие домашние вещи, которые дико смотрятся посреди улицы — видно, тут хорошо помарадерили. Сапер подбирает пухлую подушку в наволочке, пристраивает ее себе под задницу. Предложенную ему пенку-сиделку отвергает — так привычнее. Да и потом горит, наверно, она хорошо. Последнее явно отмаза, потому как замечание Андрея, что если будет гореть, то нам и без пенок кисло придется, пропускает мимо ушей.
— Чего ждем?
— Танки еще не приехали.
— Ясно.
До прибытия тяжелого железа бойцы потихоньку шарятся в близлежащих коттеджах. Николаичу это не нравится, мы остаемся сидеть, да и приданных Николаич не отпускает — тока слезть, ноги размять. Правда, ничего не происходит, в домиках ничего не нашли — «все уже украдено до нас», зомбаков не попалось, так что тишь.
Единственный, кто работает, так это наш ботан-связист. Вроде как он проникся важностью задачи, или просто нравится ему болтать с приятелями — но связь с соседями держит четко.
Николаичу — видно, с утра хворь достала — и это не по душе.
— Ты поменьше трепись, если нас слушают — слишком много знать будут.
— Так я ж о пустяках!
— Из пустяков можно тоже выводы сделать…
Кронштадтские продублировали связь, прикомандировав в каждую группу двоих своих — связиста и координатора. Ясно, ребятки треплются вроде бы о ерунде. Но, может, Николаич и прав. Связываюсь с начальством — врач-оториноларинголог оказывается. Развернули они пункт практически на льду — под прикрытием корабельной артиллерии. Это умно, мало найдется охотников их там обижать. Определяемся по порядку взаимодействия. Так мне от него и не перепало матобеспечения, ну да живы будем — сквитаемся.
— Заводи! Выходим на исходные!
Все рассаживаются по местам, БТР под нами фыркает и дергает вперед.
— Хорошо, что мы первые идем, а то от «маталыг» нам в морду накидало бы дерьмища! — орет в ухо Андрей. Киваю в ответ.
Мотает нас сильно — водила прет, не разбирая дороги. Хоть мы тут уже ездили — не могу сориентироваться. Вроде мы должны выкатиться с юга, но что-то забираем слишком к Петергофу.
Водила дает по тормозам, Николаич орет: «Не стрелять!» Нам навстречу бежит расхристанный мужичонка, видимо, выскочил из какой-то ямы — только что его было не видно. Он машет руками и орет: «Я живой! Живой!!»
Добегает до борта, тычется как очумевший, смотрит на нас снизу вверх дикими глазами. Видок у него жуткий, впору забубенному бомжу — и воняет от него дерьмищем, рвотой и страхом. Но что-то в глазах — на лице, а не синяковой роже — говорит, это нормальный человек, только вот несладко ему пришлось. Физиономия осунувшаяся, голодная, и глаза ввалились, как у старой лошади.
— Вы военные? Военные?
— Да. Из Кронштадта. Ты кто? Откуда?
Мужик садится прямо у колеса, его колотит, и он начинает плакать как-то лающе — без слез. Жутко, когда так рыдает взрослый и явно не трясогузный мужик.
Тут мне надо работать. Соскальзываю с брони, слышу, как Николаич прыгает следом, крикнув: «Наблюдать всем по секторам! Нечего тут таращиться, мы разберемся!»
Подбежавших от «маталыг» курсантов рыком гонит обратно.
У мужика не истерика, просто отходняк такой дикий. Сую ему фляжку, забыв, что там водка. Он хапает несколько больших глотков, кашляет.
— Водички, водички дайте.
Поспевает Николаич — ухитряется налить воду в стаканчик. Видно, не хочет, чтоб такой грязнючий мужичина его флягу испачкал. Пластик мнется в ходуном ходящих руках, мужик жадно глотает воду, расплескивая ее вокруг. Ему немного легчает.
