— Ты че, сдурел?
— Товарищ ваш попросил меня, чтоб валил. Я его просьбу выполнил. Теперь вас убедительно прошу заняться не некрофилическими забавами, а вести, черт подери, наблюдение за прилегающей местностью, для чего сюда и пришли. Я за ранеными приехал, и мне тут еще калеки не нужны. Все, дискуссия окончена! Автоматы в руки — поделили зону контроля на сектора — и наблюдать.
— А с Тимуром что? Ты ж его убил!
— У Тимура нокаут. Всего-навсего. Хамить не надо незнакомым докторам. Да и не докторам тоже не надо. Меня ваш полкан попросил глянуть, как вы службу несете, раз я морфа обследовать сюда пришел. Так что автомат этого дурня с собой возьму — у командира пусть заберет. Ясно? Ответа не слышу.
— Ясно…
— Вот и молодцы.
Так, вроде они в драку лезть не собираются. Ну, это знакомо: выбил лидера — остальные теряются, а они еще и не банда, так, сброд малорослый. Теперь — что с зомби?
Красивая была девушка. А теперь висит вниз головой, нелепо растопырившись из-за того, что веревкой подтянута за ногу к суку. Тяжелые роскошные волосы с набившимся мусором метут по грязному насту. Она пытается дотянуться руками до стоящих неподалеку салабонов. Лицо классических пропорций, только чугунно-черное из-за притока крови; резко выделяются белки глаз, как на древнегреческих бронзовых статуях, где вставлялись кусочки серебра в глазницы. Стрелять в такую красоту из ПМ как-то совестно, вот тут и пригождается «Марго». Приседаю, не теряя из виду этих балбесов, вот она поворачивается виском… Тап, тап. Все, обмякла, руки шлепаются на снег. Перехватываю лезвием веревку сразу над высоченным каблуком — девчонка полуодета, из зимнего на ней только сапоги на каблуках. По уму, надо бы глянуть, от чего умерла, но какая, собственно, сейчас разница.
Прихватываю «калаш» с вяло возящегося Тимура и, не слишком поворачиваясь спиной, откатываюсь за сарайчик.
То, что совсем рядом появляется урчащее рыло МТЛБ с серыми полосами — радует очень сильно. Оказывается, ребятам пришло в голову, что поговорка про гору и Магомета имеет возможные варианты. Это замечательно.
Морф оказывается не слишком тяжелым, и ребята сначала держатся отлично, только вот, когда мы его затягиваем на верх агрегата, одна из ручонок отрывается. Званцев-младший стремительно бледнеет, что особенно по ушам заметно, и прыгает с машины долой. Мне тоже мерзко на душе, но надо держать фасон. Подбираю ручонку и запихиваю ее морфу в карман пальто.
Прихватываю тушу к какой-то выступающей детали поданным водителем шнуром. Теперь не свалится. Водила очень недоволен тем, что мы ему погрузили, но, уж не знаю как, — Надежда его угомонила. Бурчит, но вот даже шкертик нашел.
Все, едем на берег.
Вкратце рассказываю все, что видел.
— А я таким всегда место уступал, — немного непонятно заявляет младший Званцев.
— Каким таким?
— У кого каблуки высокие. Они всегда с радостью садились, а вот старухи вечно какую-то щемоту разводят. То выговоры устраивают: «что я, по-вашему, такая старая, что вы мне место уступаете!», то кота за хвост тянут, пока какой-нибудь тин без комплексов на пустое место не плюхнется, стоишь потом, как дурак. Даже беременные не всегда садятся, а вот у кого каблуки — те очень рады и благодарны.
— Походил бы ты на каблуках — вопросов бы не возникало, — немного свысока заявляет Надежда.
— Не, боюсь, мне это не светит, — с искренним огорчением заявляет лопоухий.
И заливисто хохочет, видя удивленное лицо медсестры — купилась. Надя как маленькая. Раненые тоже посмеиваются и по мере возможности участвуют в разговоре. Каждому не терпится рассказать о своей героической схватке с нежитью. Как я понимаю, контакт был внезапный, но шумный. Заметили его поздно — тихарился где-то.
— А он мне как даст — так я кувыркаться устал! — хвастливо говорит тот, у кого подозрение на тупую травму живота. Мы посматриваем за ним, но вроде пока признаков внутреннего кровотечения — во всяком случае, бесспорных — нет, и это замечательно.
Старший машины, после некоторого бубнения рации, высовывается в салон и говорит:
— Полковник этот требует, чтоб мы вернулись. Говорит — необходима ваша помощь, причем немедленно.
— Что у них там стряслось?
— Не сказал. Ну что, поворачиваем?
— Да. Своим сообщи. Ну, нашим в смысле.
— Ага.
Бойко развернувшись на левой гусенице, отчего нас сложило в кучу, «маталыга» прет обратно. Раненые ругаются, пытаясь донести до водителя массу интересной информации о нем и его манере езды. По-моему, настроение у них падает — вот уже совсем близенько было оказаться в безопасности, ан приходится возвращаться куда не надо.
Сунутый в угол тимуровский автомат во время боевого разворота вываливается и больно стукает стволом по колену лопоухого курсанта. Естественно, тот интересуется — откуда тут ствол. Вкратце объясняю.
— Да, тут только ипатьевский метод поможет, — соглашается сосед лопоухого.
— Это как?
— А был такой передовик производства — Ипатьев. Сталин часто рекомендовал использовать его метод для улучшения показателей.
— И какой это метод?
— Ипать, ипать и еще раз ипать!
— А что, хороший метод. А то разборзелись салабоны, края не видят, застариковали!
— Ну да, в общем.
Тут лопоухий снимает крышку затворной коробки и ахает как-то по-женски удивленно.
— Не, вы гляньте — этот чудель только сверху смазку обтер, а внутри все как было, так и осталось в консервации. Как он стрелять собирался?
К моему несказанному удивлению, вместо того чтоб вытереть замасленную руку об штаны, паренек достает из кармана носовой платок и старательно обтирает пальцы. Потом брезгливо ставит оружие обратно в угол.
— Пяхота!
Прибытие оказывается настолько долгожданным, что нас тут же встречают букетом матюков — какого лилового мы так долго ехали?
Водитель и старший за словом в карман не лезут — лай стоит добротный. Мы с Надеждой тут же оказываемся утянутыми от машины — по пути видим, что тут что-то произошло, причем нехорошее — достаточно благодушный раньше народ словно ощетинился, оружие под рукой держит, все какие-то нервные.
Уже знакомый санинструктор корячится в небольшой комнатенке, где на полу лежит и сидит с десяток окровавленных человек — один свернувшись клубком в углу и рядом с ним автоматчик, остальные — наособицу. Ничего не понимаю — одеты они все в одинаковый камуфляж. Да и повязки синие вижу. Разве что кажется, у того, одиночки, вроде как повязка какая-то пыльная. Санинструктор мельком кидает — этого потом. Если время останется.
Работы оказывается неожиданно много. Настоящий, без дураков, огнестрел, причем не только пулевые ранения, но и осколочные. За окном странное сочетание звуков — очень знакомое. Тяжелая техника сочетает в себе несочетаемое — например, ревущий за окном танк к басовому низкому гулу двигателя приплетает чистые высокие звуки лязгающих траков, и странно это слышать в комплекте — по уму кажется, что не может быть такого звонкого мелодичного звука от бронечудища. Чего там танк возится, непонятно — санинструктор не успевает толком ничего сказать, как какой-то капитан бегом уводит его, несмотря на наши возражения. Попытка забрать и нас для чего-то спешного — проваливается, капитан посылается в лес и поля. Это его страшно бесит, но Надежда заявляет, что она вольнонаемная, а я, на голубом глазу, ставлю его в известность, что сам офицер того же ранга.
