Ушло на дорогу два часа. Устала, словно сутки ехала. Водителем Ирка была неуверенным, но на малой скорости получилось не так чтоб плохо. Вроде сидящая пассажиркой Вера и не заметила, что водитель-то неопытный, благо сама водить не умела вовсе и очень радовалась тому, что вот едет куда-то и воздух свежий и свободна. Особенно, наверное, последнему обстоятельству. То, что пришлось пережить, попав к развинтившимся и отвязавшимся креативщикам, сводило холодной судорогой спину, мороз драл по коже, когда вспоминала. Из всей Веркиной компании в пять человек только она одна и выжила. И были моменты, когда и впрямь завидовала погибшим.
Но вот пойти глянуть, как свинки будут жрать ее обидчиков, так духа и не хватило.
– Надо будет из леса этого урода тоже вытащить. В нем килограмм семьдесят веса, значит, на день-другой свинкам хватит. И остальных тоже прибрать придется. До травы месяц еще самое малое. А комбикорма совсем мало. Ты слушаешь? – неожиданно прервала свою речь Ирина.
– А? Да, слушаю. Только я в этом ничего не смыслю. Мы за чем едем?
– Котлет хочешь?
– Ой, очень! Только ведь у нас их не из чего делать. Я все продукты помню.
– Есть тушенка из лосятины у нас. Но она жестковатая. Промолоть, добавить сушеной булки…
– Это те сухари в розовой наволочке?
– Они самые. Лука, правда, нет.
– Есть. Мешок и еще с пару килограмм наберется.
– Я помню. Только он пойдет на посадку. Местный он, семена даст. Ладно, сушеным чесноком обойдемся. Или можно ежиков сделать. Рис пока есть, а его только в еду, плантации тут не разведешь.
Вера покосилась на спутницу и поняла – шутит.
– А лосятина откуда?
– Витька подстрелил.
– Вау! Молодец! Круто!
– Даже. И. Не. Думай! – раздельно и очень веско сказала Ирка.
Вера осеклась и как-то по-другому посмотрела на напарницу.
– Надо все-таки посмотреть, что с самолетом, – говорит пилот, выдергивая свой АКМС из креплений.
– Не думаю, что это удачная мысль. Во всяком случае, делать это вдвоем – неудачная.
Коля смотрит на меня разочарованно:
– Я думал, что вы из этой охотничьей компании, так можете справиться.
– Знаете, если я чему и научился в охотничьей компании, так это тому, что всякая операция должна продумываться и обеспечиваться по уму. Приключений получается, правда, меньше, скорее становится на работу похоже, зато медикам возни совсем мало. Нам тут не роман писать с перестрелками, нам самолет нужен. Причем целый. Так?
– Предположим. И что мешает сходить и посмотреть?
– Сколько человек в такой самолет влезает?
– Если пассажиров – то восемнадцать.
– А если внавалку? Не по креслам считая?
– Груза тащит две тонны.
– Ну вот и считаем. Кто-то же на нем прилетел? Прилетел. Кто-то его посадил. Сколько там человек, совершенно неизвестно. И тут мы – двое свежих и вкусных красавцев. Вы вокруг кого-нибудь видите? И я не вижу. Значит, скорее всего внутри сидят. А сидеть внутри холодно, живые там долго бы не усидели. Значит, что? Получится на нас сколько-то зомби, возможно, шустеров? Вот укусят они вас, как я обратно домой доберусь? Или еще в придачу засадим несколько очередей по самолету, тогда все насмарку.
Последнее я напрасно сказал – обиделся пилот, по-моему.
Очень вовремя оживает рация. И я слышу голос отца. Точно, его голос. И веселый, бодрый такой голос-то.
Несколько минут хаотически радуемся, потом тычки в бок летчицкого локтя меня приводят в чувство. Удается пропихнуть простенький вопросец: как дела обстоят, как у дяди Вовы или как у дяди Юры? У этих моих родичей судьба диаметральная – дядя Володя везунчик во всем, а Юре постоянно и хронически не везет, за что бы он ни взялся. Отец на минуту задумывается, в хитростях он у меня простоват. Я уже начинаю огорчаться, что смысл фразы до него не дойдет, но, оказывается, зря. Отец смеется и произносит:
– Конечно, как у Вовы!
– А кто все эти люди в деревне? – осведомляюсь я.
– Хорошие люди. Бежали – не добежали, осели у нас, – отвечает отец.
– Можем лететь и садиться, – поворачиваюсь я к летчику.
– А самолет? Мне важно знать, насколько он в дело годится.
– Ну мы выгрузим все мое добро, возьмем на борт пару человек, особенно если они обучены стрелковому делу, и будет у нас четыре ствола, а это совсем другой коленкор.
Пилот двусмысленно хмыкает, но тем не менее мы идем на взлет и берем курс снова на деревню.
Пока летим, прошу организовать комитет по встрече. И Коля просит еще на поле дым пустить, скажем, от сырого валежника, чтоб сориентироваться с ветром.
С краю поля стоит кучка людей, рядом зеленый УАЗ. Дымок тоже есть, видно, старый рубероид запалили. Струя дыма видна отчетливо, как нарисованная толстым фломастером.
Коля прикидывает недолго (расчеты тут простые), выбирает направление, откуда будет садиться, и садится чуток наискось. Опять легонько трясет, и я выпрыгиваю из кабины, бегу к людям. От них навстречу мне, проваливаясь в неглубокий на поле снежок, бежит папа.
Он вовсе не сентиментальный человек, но мы крепко обнимаемся, и я вижу у него на глазах слезы. Наверное, впервые в жизни. И одновременно спрашиваем: я про маму, он про брата. И оба хором говорим: жива, жив!
Уф, как отпустило! Как камень с плеч.
Дальше, как положено, фонтан второстепенных, ненужных сейчас вопросов, не менее второстепенных, ненужных сейчас ответов – и все это ворохом, кучей, беспорядочно… Нас стопорят достаточно быстро. Публика собралась деловая, папа с ребеночком порадовались встрече, пора и честь знать.
Таскаем от самолетика груз, тут же его сваливают в УАЗ, который имеет весьма забубенный и ухарский вид. По всему видно, что этот агрегат участвовал в ралли по самым гнусным дрищам нашей области. У него высокая посадка, зубастые протекторы, нетиповая антенна, куча фар-искателей, чудовищный кенгурятник, не менее свирепый багажник и сзади на фаркопе повешен мятый простецкий чайник, что полностью завершает картину. К хозяину средства передвижения присматриваюсь внимательно, благо надпись на борту УАЗа прямо говорит: «Джипер только на первый взгляд пьяная и грубая скотина, на самом деле он душевный и романтичный мечтатель!» Хорошо, что предупредил. Теперь постараюсь рассмотреть глубинную сущность. Пока из всего отмеченного – тщательно почищенная копаная мосинка с грубовато вырубленным самодельным ложем на его плече. Впрочем, это неудивительно, тут такого добра по лесам с войны валяется много. Винтовка-то явно не из лучших, верховая, раковины здоровенные. Худо, значит, у них тут с оружием, если даже ржавую копанину в дело пустили.
Коля остается с самолетом, прибывшие, чтоб летчику не скучно было, оставляют при нем смешливую синеглазую девчонку лет шестнадцати да сухонького мужичка с двустволкой.
