Отвечает, что да, потянет. Что ж, кроме родителей придется еще и поляка везти.
В общем, летят обратно с больным летчиком.
Джипер едет опять на поле.
И тут мои родители преподносят мне сюрприз. Помявшись и попереглядывавшись с отцом, мама говорит, что сейчас они не полетят. Я поперхнулся чаем от такой новости.
Как? Почему? Мне же не так просто было этого добиться. Случай практически помог. И не факт, что я смогу это сделать еще раз в ближайшее время. Они о чем думают-то? Тут регулярных рейсов не будет, надо эвакуироваться, пока есть такая возможность.
– Ты не сердись. Сам посуди: ты сейчас носишься как угорелый с какими-то лиходеями, младший вообще в концлагере завалы разгребает. А нам куда? В безопасную Петропавловку в тюрьме жить? Или в Кронштадте вселяться в чужую квартиру, где люди только что умерли? И что дальше? Здесь работы полно, лето скоро. Дом наш, собственный. Мы ж специально сюда поехали, чтобы вам не мешать. Вам ведь достаточно знать, что мы живы, здоровы. Верно ведь? Так мы и тут живы и здоровы. И видишь, пока все относительно спокойно. Степан с ребятами партизанят потихоньку, защита у нас достаточная. Ты вон еще ружей привез, теперь совсем безопасно будет. Летчику твоему подарок подарим, чтоб сюда с радостью прилетал. Да и неудобно, детей бы по уму сначала вывезти.
– Лучше пока детей никуда не отпускать одних, – несколько напряженно говорит Света.
Вот тебе, бабушка, и юркни в дверь. Сижу немного очумевший.
– И что за подарок вы тут летчику дарить будете?
– Сейчас принесу, – отзывается Света и, гибко поднявшись, исчезает в сенях.
– Ну давайте тогда, груз примите, что ли.
– Брось, понимаем, что тебе хочется немного похвастать. Так уже спасибо сказали, все очень к месту. А ты лучше отдохни, чайку попей. К нам на квартиру добраться можно?
– Не знаю, там сейчас не ездим. А что?
– Понимаешь, какое дело. У нашего дома крыша откапремонтирована демократически… Значит, этой весной уже протечки будут серьезнее, чем в прошлом году. Мебель, наверное, вывезти не получится, но хотя бы документы забрать. Рухнет дом, все, что есть, пропадет. Или проплесневеет насквозь.
Это я знаю точно – так и получится. Пару лет назад в Питере была проведена массивная акция по капремонту крыш старых зданий. Денег вбухали безумно. Но дело нужное, конечно, многие старинные дома с 1917–1946 года не ремонтировались. Старые крыши долой, построили новое, все переделали.
А тут и оказалось в первую же осень – протекают все отремонтированные крыши ручьями и потоками. В сотнях старинных домов потопы, жители верхних этажей стали китайские бассейны покупать – на чердаки ставить, чтоб не тазиками воду собирать.
Оказалось, что доски для ремонта были взяты гнилые и слишком тонкие, железо кровельное не того качества, то есть не для таких рельефно-фигурных крыш, ибо тоньше. Зато гораздо больше по размерам, и потому никак не годно это железо, не согнуть его было как должно.
И кровельные работы вели гастарбайтеры из Средней Азии, впервые в руки взявшие молотки и гвозди, совершенно без опыта работы, но зато дешевые в оплате… (Сгоревший купол Измайловского собора не забыли? Та же публика сваркой занималась. Да и то, зачем эффективным собственникам строители-специалисты? Деньги украл, за рубеж перевел, фирму закрыл – ищи ветра в поле. А кинутые гастарбайтеры пущай сами тут крутятся. Может, их за еду еще кто умный и эффективный наймет.)
А так, конечно, мама права – без всяких вещичек, из которых складывается семейная история, жить нельзя. Надо будет прикинуть, когда все более менее устаканится, как заскочить домой и что оттуда увезти. Гм, а куда? У меня же кроме места в казарме-салоне и жилья-то нет. Вот тоже – собрался родителей везти, а куда? Как остальных эвакуированных? Не дело. Может, они и правы, здесь-то вон видно – и уважают их, и полезными они себя чувствуют. Они ж у меня оба строители, а тут строить и ремонтировать – край непочатый. Помолодели даже. Или это от свежего воздуха такое?
Света притаскивает чудовищных размеров револьвер. В ее тонкокостной изящной руке вороненое железо выглядит особенно громадным. Сроду таких не видел, да еще снизу присобачен какой-то нарост. Тут у меня ума хватает сообразить, что это ЛЦУ, только не горит почему-то.
Калибр пугающий. Гнезда под патроны в здоровенном барабане, откидывающемся вбок, скорее под охотничий патрон. Ствол без нарезов. Самоделка, что ли? Да вроде не похоже, самоделка слишком уж толково обработана, заводская выработка явно.
– Ребята эту штуку в брошенной милицейской машине нашли. Вроде бы он под охотничьи патроны, но у нас тут таких нет и вряд ли будут. Если Степа согласится, подарок получится добротный. А с патронами вы поможете. Заодно и к вам летчик привязан будет.
– А как вы тут вообще очутились? Да еще и с детьми?
– Так мы все время так ездим. Весной намечаем маршрут, делаем заначки, чтобы летом не таскать. Детям полезно, многому учатся, да и здоровее становятся. А тут мы только лагерь развернули, друзья звонят из города один за другим, говорят все в один голос, чтоб мы не возвращались, сидели, где сидим. Ой, да что говорить. Потом решили выходить к жилью. За три дня добрались сюда, ваша деревня ближайшая оказалась.
Рассказ прерывают Степан и его приятели, громко вваливающиеся в дом. Прилетели, значит.
– Все, можно отправляться. Поляка пристегнули к креслу как следует и морду ему замотали как арабу в песчаную бурю, даже если и помрет – укусить не сможет. Николай вас уже ждет. Только пока отправитесь, хотел пару вопросов обсудить. По-быстрому.
– Валяйте!
– Нам нужно оружие и боеприпасы. У нас оружия мало – в нашей группе моя «сайга» да карабин Мосина. У тех, кто к нам присоединился, двустволка, АК-74 без патронов плюс помповушка. Да у Максимовых обрез двустволки с чердака… Еще мы смогли восстановить три винтовки из найденных в прошлом году, но из них одна только получилась более-менее рабочая – гильза в стволе была, а две – шомполки однозарядные практически. Патронов, уже говорил, смешное количество. Но у нас есть стволы без патронов. Вот я и хочу предложить обмен. Пилот отказался, а вы, может быть, согласитесь? Раз уж родителей увозите. В Кронштадте боеприпасы к этим стволам найти будет можно, я в этом уверен, а они редкие и дорогие, так что вам выгодно будет.
– Мы остаемся, – говорит отец.
– Что? – удивляется Степан.
– Мы остаемся здесь, – повторяет отец.
– Вот как? Знаете, очень рад. Спасибо! Это замечательно, что вы остаетесь.
Ага, очень замечательно. Просто колесом ходить от радости можно. Только не мне. Мне что-то радоваться неохота. Но спорить с родителями без толку. Если они что решили, я точно не сдвину. Даже если каши наемся и высплюсь.
– Ладно, давайте ваши стволы. Только, знаете, тащите все, что можете обменять. Если и впрямь есть дельное, так следующим бортом смогу забросить наменянное. И побыстрее, если можно. С этим чертовым поляком не рассидишься.
