– Погоди, а мины-то откуда вы взяли? Они ж погнили все после войны.
– А у Степана с прошлого года осталась в воронке нычка, винтари тоже оттуда. Они тогда несколько наших бойцов собрали, мешок с останками вынесли, а железо оставили – саперы в этом году обещали все это грохнуть вместе с тем, что они бы этим сезоном собрали. Там и несколько минометок было. Вот он их и пользовал, переделал как-то. У него и сейчас пара осталась, если что, прикрыть отход отлично можно.
– Тоже партизанские штучки?
– А чьи же еще? Был такой капитан Герман, Александр Викторович. Вот, по-моему, Степан им и вдохновляется. Слыхал о таком?
– Ну а как же, у нас в Питере улица есть Партизана Германа. Он вроде Партизанский край организовал?
– Точно. У него сначала было сто бойцов. А потом стало около двух тысяч пятисот. Воевал отряд отлично и устроился хорошо – рядом с базой был построен настоящий аэродром со всеми службами, такой, что мог принимать тяжелые транспортники, выставлены посты ВНОС и зенитные расчеты. Проблему снабжения и связи с Большой землей решили. Немцы своими истребителями стали мешать полетам. Атаковать немецкий аэродром было невозможно – охранялся отлично. Так партизаны раздолбали базу с ГСМ в Порхове и склады в Пушкинских Горах, те охраной были обделены. Справились достаточно легко, пожгли горючее, боеприпасы, расходные материалы. Люфтваффе намек поняло, и больше истребители уже не мешали.
Я вижу, что Коля навострил уши. Ну да, его тема.
– Смотри-ка ты, прямо как по писаному рассказываешь, – говорю я пассажиру.
– А Степа мне черновики показывал. Так что я в курсе. Да и запомнилось, пока перечитывал. Тем более интересно же. Представь, в тылу врага создать не только базу с казармами, кухнями, банями, лазаретом, штабом, складами и тому подобным, так еще и аэродром. И немцев за год набили больше девяти тысяч шестисот. Мостов три десятка взорвали, танков грохнули с десяток.
– Им что, немцы не мешали?
– Мешали, конечно. Например, прислали команду спецов – егерей с опытным командиром. Они на Смоленщине уничтожили полтора десятка партизанских отрядов. В этой команде были знающие следопыты, собак обученных много. Действовали грамотно. С убитых или захваченных партизан снимали обувку и одежку и шли, не торопясь, с собачками. Если собачка нарывалась на махорку или еще что такое же, ее меняли. А саперы смотрели, чтоб песики с кинологами не нарвались на мины. Так на базы и выбирались. И ликвидировали там всех. Хваткие были немцы, серьезные. Пришлось устраивать ловушки, трепать эту команду, минировать дорожки, следы путать. Но это все могло только отсрочить неизбежное – егеря бы все равно рано или поздно на базу вышли. Ну вот так и получилось, что взяли шустрого «языка» партизаны, не очень аккуратно провели – запомнил дорогу, и даже заминировали они так, что он видел, куда мины поставили. А потом прохлопали – у самой базы удрал. Да так ловко, что не подстрелили и не поймали. Командир карателей из рапорта этого шустрого немца понял, как партизаны его дурили: гати у партизан были на болотах притопленные – настил под водой, не видно его.
Сидевший до этого спокойно польский летчик вдруг выговаривает длинную тираду, обращенную к какой-то Ясе, повторяет имя несколько раз, опять затихает.
Парень продолжает как ни в чем не бывало рассказывать:
– Взяли егеря пехотное усиление и рванули. И с концами пропали – практически две роты пехоты да егеря всей командой… Гать-то подорвали фугасами перед колонной и за ней, как втянулась. А авангард постреляли – на болоте не заляжешь. Остальных и стрелять не пришлось – болото съело. Гать-то была жидкой, фальшивой, не предназначенной, чтоб куча солдат на ней стояла, да еще и проложена там, где одна разведгруппа с шустрым «языком» могла проскочить. Хорошее местечко для этой гати выбрали, гиблое с гарантией. И базы там не было, одна инсценировка.
– Толково! – одобряет Коля, внимательно слушавший эту историю.
– Так а то же, – отзывается рассказчик.
Поляк опять что-то бормочет. Пассажир внимательно осматривает ту часть лица больного, что не замотана.
– Живой пока. Скоро прибудем?
– Трави дальше, быстрее долетим. Я и так стараюсь, и ветер попутный кстати, – отвечает пилот.
– Тогда расскажу про железную дорогу. Кроме аэродрома у Германа еще своя железная дорога была. Раньше узкоколеек много было, торф возили, лес. Вот одна такая ветка для перевозки торфа очень удачно была проложена – практически к линии фронта и достаточно близко от базы. Мало того, и подвижной состав был – паровозы, вагоны. И практически вся ветка по такой глухомани шла, милое дело ездить из немецкого тыла к нам за линию фронта. Только один кусок проходил у железнодорожной узловой станции, там как раз торф и перегружали раньше. Ясно дело, гарнизон немецкий на станции. Сильный гарнизон. Разумеется, так просто состав не проведешь. Потому на первых порах как состав вести, так с другой стороны по гарнизону удар наносили – обстреливали. Немцы такую взаимосвязь обнаружили, сделали выводы. И перестали обращать внимание на составы, по узкоколейке шмыгающие. И нападения на гарнизон прекратились. Партизаны ездят, немцы не видят. Соответственно и те, и другие ведут себя прилично. Такого никогда не бывало, чтоб у партизан свой аэродром солидный, своя железная дорога и чуть ли не по расписанию все это работает. Партизаны тоже не хамели – ездили ночью, без песен и гармошек. Немцы аккуратно светили не туда. Все довольны. Комендант гарнизона убыл с повышением на новое место службы, прибыл сменщик – служака-майор. Намеков не понял, оттого, что по вверенной его гарнизону территории регулярно и постоянно партизанские составы ездят, натурально очумел. Той же ночью, как он прибыл, очередной состав угодил в засаду, трассу перерезали. На следующий же день гарнизон был атакован, смят, кто мог – удрал, станцию партизаны удерживали несколько дней, что смогли – вывезли, что не смогли – сожгли и взорвали, заодно снесли пять мостов. Один из них стратегического назначения. Дорога на двенадцать дней встала. Майор погиб. Что странно, партизаны его в свои отчеты не включили, не они вроде его застрелили, получается. А вернувшиеся на станцию немцы оттянули проволочные заграждения так, чтоб они до этой узкоколейки вообще не доходили, и в упор перестали возобновившееся движение замечать. Тут еще момент: немцам было известно, что попавшие в плен к германовцам солдаты получали статус военнопленных и перевозились за линию фронта на Большую Землю живыми, что вообще-то для партизанской практики было совсем нехарактерно. Еще и поэтому желающих плевать в колодец было мало. И возили как раз мимо этой станции. Вот таким путем и образовался Партизанский край. Герман был грамотным организатором, местных жителей берег. Вот лекарю, наверное, будет интересно узнать, что лазарет на базе работал и для местных жителей, и даже своя «скорая помощь» была – в деревни выезжала. Конечно, налаженное снабжение позволяло партизанам не напрягать местных с провизией, а немцы попугивались там шариться, так что всем было хорошо.
– Идиллия прямо-таки, – хмыкает Коля.
– Это и погубило в итоге. Слишком все уж стало хорошо и мирно.
