– Странно, трещотка прямо сверху лежала, даже и не запылилась, словно только что положили, – с недоумением говорит Крокодил.
– Откуда морф вылез? – интересуется у нас Серега.
– Оттуда, – не чинясь, указует перстом Гаврош. Получается, что ублюдок вылез из промежутка между крайними гаражами. Очень осторожно, все время страхуясь (причем героический стажер держит в руке наготове зачинку), заглядывают в тупичок. Опасного ничего нет, судя по тому, как перестали быть напряженными ребята, но вот нашли они там что-то явно нехорошее, помрачнели. Потом Крокодил вытягивает за ноги тело в сбродном камуфляже. Подхожу поближе – и становится не по себе. Вроде б этот парень был среди местного подкрепления, только узнать его трудно: голова свернута мало не затылком вперед, да еще и сплющена, словно ее зажали в тиски. Крови нет, только тонкая струйка водянистой красной жижицы из уха, да дикое выражение лица с нелепой сардонической улыбкой и выпученным глазом. Крокодил лезет мертвецу в нагрудный карман, достает какое-то удостоверение, раскрывает.
– Не свезло тебе, Юрий Михайлович…
– Лужков, что ли?
– Нет, Семецкий его фамилия. Вроде видел я его среди местных, запомнил еще: портки от городского камуфляжа, а куртка натовская…
– А сюда как попал?
– Похоже, за пулеметом спустился. А потом этот выполз. Вот покойный и не прочухал, что это не раненый, а ловушка для добросердечных дураков… Тот его и хапнул, шею скрутил, да и голову сплющил – лапы-то у инвалида как пресс. А пулемет в сторону отлетел.
– Этот инвалид еще и бормотал что-то жалостно. Слов не понять было, но жалобно так… – добавляет Надя.
– Насобачился попрошайничать… Интересно – где парень пулемет нашел?
Серега начинает рассматривать наст в проходе, я же сую нос в закуток, откуда выбрался морф. В закутке не то свито гнездо, не то устроена берлога – тут годами скапливался мусор и всякий хлам. И в этой куче словно выкопана или продавлена пещера. Смердит ацетоном и трупами, но чисто, никакого склада костей нет. А вот потрепанная безрукая кукла Барби валяется. Забираю ее с собой, может, кому из пропавших детей принадлежала.
Серега стоит с новонайденным пулеметом на спине, присматривает за окружающей местностью, остальные забрались в гараж с чуть-чуть приоткрытыми воротами. Лезу за ними и оказываюсь на костяной свалке – вот где столовка была у морфа. Но ребята смотрят на что-то в глубине гаража.
Я уже обратил внимание на то, что железные створки ворот пробиты пулями изнутри во многих местах. Напротив гараж тоже пострадал изрядно. Мне кажется, что тот, кого загнали сюда с пулеметом, устроил напоследок настоящую солдатскую истерику, долбая очередями куда попало.
– Слушай, жадность – второе счастье, но уж границы-то должны быть! – укоризненно говорит Крокодил Ильясу, который чем-то бренчит, подсвечивая себе фонариком.
– Гаврош, иди сюда, помогай! – окликает Ильяс стажера, с любопытством ворошащего кучу обглоданных костей носком ботинка.
– Чаво?
– Гильзы собрать надо! Их тут сотни!
Демидов, не чинясь, идет к командиру.
– И на хрена тебе этот гильзач? – неодобрительно продолжает сапер.
– А переснарядим.
– Ну-ну. Это ж мартышкин труд выйдет!
– Доктор, что скажешь? Как копарь?
– Да переснаряжали, было такое. А что касается гильз, в старое время милиципунеры цеплялись к мосинским гильзам, потому что тогда в магазинах свободно продавались капсюли именно такие, как в патронах. Это сейчас только жевело в основном, да и то по охотбилету. Ну и взяв нормальную добротную гильзу, можно было ее переснаряжать сколь хочешь. Буквально на счет раз.
– У нас таких капсюлей полно, – пыхтит Ильяс.
– А порох, пули? – сомневается Крокодил.
– Так из осечных патронов. Некоторые безбашенные вообще из свинца пули лили. Такие пули еще, когда из ствола вылетают, фырчат забавно.
– Ствол же засрется!
– Ну не без того. А ствол можно кипяточком пролить, очистится. Но все равно: гильза – это гильза. На коленке ее не сделаешь.
– Даете стране угля! И лекарь туда же. На складах же патронов до скончания века хватит!
– Доберись до складов сначала. Может, они уже и демократизированы все, – охлаждает уверенность седоватого сапера Ильяс.
– А порох где будете брать? Охотничий засыпать, что ли?
– Ну хоть бы и так. Мосинка все употребит. Во время войны патроны тоже снаряжали чем попало. Я видал патроны к трехлинейке с «семидырочным» порохом – такой желтенький, цилиндриками. В норме он в сорокапятимиллиметровых выстрелах-унитарах и крупнокалиберных патронах был. Из винтаря давал затяжной выстрел. А вообще в советских боеприпасах тут под Ленинградом, какого только говна не было. Блокада ж! И ничего, пользовали. Вообще-то я с Ильясом согласен: патронов у нас не вагоны, если окажутся гильзы лишними, то и ладно, а вот если каждый патрон будет на счету, так и самодельные пригодятся. У нас сейчас, считай, вторая блокада…
Вижу, что мы сапера не убедили, но тем не менее, прежде чем покинуть этот гараж, он выдергивает из-под чьих-то изгрызанных ребер пустую пулеметную ленту и кладет ее на неведомо откуда тут взявшуюся школьную парту.
– Мы с Серегой глянем, может, короба отыщем.
– Я с вами! – И хитрожопый Ильяс покидает гараж, оставив нас с Демидовым в недоумении.
– Так чо, собирать гильзач или нет?
– Собирай, пригодится. Я пока осмотрюсь тут, может, еще что найду.
Собственно, в этом пустом гараже, кроме старых покрышек, парты и двух помятых дверей от «Волги», ничего и нет, но не бросать же беспризорника без присмотра. Вспоминаю, что неполный магазин у меня в автомате, исправляю свою оплошность. Пытаюсь прикинуть, от скольких людей здесь скелеты. Получается, что минимум от шестерых.
Демидов продолжает, сопя, звенеть собираемыми гильзами, находит еще одну ленту, тоже пустую. Он опять что-то бурчит себе под нос, довольно заунывно. Ну да, слуха у мальчишки нет вообще. Мне кажется, что я разбираю в его нытье что-то вроде: «Птица счастья завтрашнего дня, прилетела с крыльями свинья…»
Мне это уже надоедает, да и мешок с логотипом «О’кей», куда небрезгливый Гаврош ссыпает свою добычу, изрядно округлился.
– Ну двинули, – говорю я собирателю.
– Тык я еще не все собрал! Тут еще десятка два рассыпано.
– Знаешь, у тебя сейчас мешок треснет по шву, и всей работе каюк. Как в басне про нищего и фортуну. Слыхал такую?
– Не-а!
– Рассказать?
– Да ну, не нада!
– Тогда пошли.
С удовольствием выбираюсь из этого импровизированного склепа на свежий воздух. Вижу, что Ильяс про нас не забыл – рядом с трупом Семецкого стоят несколько человек местных, еще люди стоят на крышах, посматривают по сторонам. Что любопытно, курточку-то с покойного уже кто-то прибрал, хорошая курточка была.
