Наши удивляются еще пуще.
Действительно, кому сейчас в голову придут деньги! Самое время для военного коммунизма. Или еще больше – феодализма. Хотя… Во времена феодализма деньги-то как раз уже были.
– Вообще-то вся классическая литература описывает все обмены на патроны. И в играх то же самое. При приходе Песца деньгами становятся патроны, – объясняет Александр.
Гномы свысока смотрят на сказавшего. Саша спокойно переносит уставленные на него четыре глаза.
– Нет, парень. Патроны деньгами быть не могут, – компетентно заявляет гном постарше.
– И почему нет?
– Потому что часть публики по привычке обязательно эти патроны перед рынком сварит! – ухмыляясь, говорит Дункан.
– Да, и это тоже, – соглашается гном.
– Но дело даже не в этом, – продолжает его напарник, – доступ публики к патронным залежам ограничен. Патроны не в земле растут, а на складах лежат. Значит, пока склады не разграблены, у населения патронов на руках быть не может. Так?
– Так.
– Просто так склады грабить никто не даст. И тем более никакого равноправия не будет, если грабеж начнется. Патроны – это власть куда как прямая. Особенно если денег нет, а патроны есть.
– Но у Беркема…
– У Беркема художественное произведение. Потому на складах либо сядет самый крупный Дом, либо склады будут под Хозяйками. Либо их взорвут к чертовой матери те же Хозяйки, что скорее. Равного доступа не будет. Опять же деньги должны занимать маленький объем и весить как можно меньше, все попытки делать деньги здоровенными и тяжеленными провалились. Уж мы-то знаем… – Гном подмигивает.
– С чего бы знаете? – уже удивляется Саша.
– Потому что самые весомые деньжищи в Российской империи делали на нашем Монетном дворе. Был такой медный рубль, весом в тысяча шестьсот граммов. Елисавета Петровна когда наградила Ломоносова премией в две тысячи рублей, так на двух возах везли.
– Врешь небось?
– Свою историю знать надо. А у нас на Монетном каких только денег не выпускали. Про тюленьи деньги не слыхали?
– Неа.
– Для Аляски выпускались. Бумажные там не прижились, публика была простовата, да и климат. Потому деньги выпускались на коже. И носили эти кожаные деньги связкой на веревочке, потому что опять же кошельков не было. Все чин-чином. Еще и сейчас тюленьи деньги есть недурного сохрана, наша фирма солидная. Так что деньги, конечно, могут быть из чего угодно, хоть из ракушек каури, хоть из пластика, но вот патроны – это вряд ли.
Тут молодой гном хмыкает и показывает, что в курсе компьютерных установок:
– Скорее крышечки от кока-колы деньгами будут. В деньгах ведь есть условность, а патрон в таких условиях слишком уж вещь важная, чтоб вот так его мусолить. Подмоченную купюру просушил – и пользуй. А патрон?
– Эге, и что за деньги собираетесь печатать?
– Золотые рубли и серебряные гривны. Рисунок еще утверждаться будет, но размеры уже известны – с ноготок, как старые копейки. Прикола ради поспорили, какое название давать, но решили эти, а то эфиопские быры или там гвинейские кины – слишком уж экзотично.
– Так вчерашние ящики с конвоем…
– Ага. Именно с металлом.
– Ну а подделок не боитесь? – влезаю в разговор, потому что уж больно морды у гномов самодовольные.
– С фальшивомонетчиками всегда боролись достаточно успешно. Ну пока правозащитники не расплодились.
– Ага, прям так успешно…
– Да, очень успешно, – говорит тот, кто уже просветил нас по поводу медных рублей и кожаной валюты. – Вот одному мальчику расправа над отцом-фальшивомонетчиком так запомнилась, что он всю жизнь не то что от денег бегал, а вообще имущества не имел. Знаешь такого?
– Откуда? Сроду не слыхал.
– А вот и заливаешь. – Гном хитро смотрит на меня и торжествующе говорит: – Диоген его фамилия. Который в греческой бочке жил. Не знаешь такого, говоришь?
– Тот самый Диоген?
– Тот самый. Глянул, как папу в масле варят, и решил: ну их на хрен, деньги.
Вот те раз. Я и не знал такого про школу циников. А всего-то делов – папа основателя на фальшаке попался.
– А говорят, что публичные казни никак не влияют на преступность, – лыбится во всю пасть Дункан.
– Ишь, обрадовался, сатрап, – ехидничает Вовка.
– Чего это я сатрап? – искренне огорчается верзила.
– А кто ж ты? Джедай? Воин света?
– Не пойти ли тебе, Вовик, в жопу, а? С подначками твоими… – обиженно краснеет омоновец. – Менты, конечно, не воины света, и не паладины, и не джедаи. Обычные люди, только вот на нас последнее время всех собак вешали.
– И скажешь, зря?
– Если как следует покопать, то не меньше на водителей можно набрать, на медиков, на дворников. Дело не в том, что менты плохие, дело в принципе. Менты вообще мешают, надо ментов на хрен. Сейчас как? Чем человек больше украл, тем он уважаемее. Тюрьмы забиты всякой шпаной, а крупняк где? А он уважаемый. Все грузинские воры здесь у нас: один раз тронули, какой крик начался, помнишь? У ментов вообще сбой программы в полный рост. Им говорят – ворье ловить надо, а с другой стороны – ворье надо уважать, потому как эффективные собственники. Вот и кумекай, то ли уважать, то ли ловить. Шизофрения получается.
– Ну а ты как?
– А я тупой омоновец. С меня взятки гладки. А ты, Вовик, иди в жопу!
– Ладно хвостами хлестаться, лучше скажите-ка, профиль Змиева на монетах будет?
– С чего это? – откровенно улыбается старший из гномов. – Он же еще не коронован.
– Тык добраться до Эрмитажа, взять корону Российской империи со скипетром – и понеслось.
– Вовик, тебе уже указывали путь. А все символы царской власти в Москве.
– И что, у нас ничего тут подходящего нет?
– Это как смотреть. Есть и в Эрмитаже символы княжеской и царской власти – скифов и греков, например. Есть в Этнографическом музее всякие причандалы того же ранга. Только, наверное, нехорошо Змиева короновать убором из орлиных перьев вождя североамериканского племени навахов или папуасскими прибамбасами…
– О, здравствуйте, Павел Александрович, мы вас и не заметили, как вы тихо зашли…
– Здравствуйте! А чего шуметь, вы и сами шумели вполне громко. Ну что, посидим на дорожку, да и двинемся?
– А катер?
– Катер через четверть часа будет. Сообщили уже.
– И все-таки фамилия у Змиева не располагает к начинанию царской родословной. Каких, типа, будете? Змиевичи мы!
– Ну неизвестно, как имя Рюрика переводится. Может, тоже как «Носящий портки шерстью наружу» или «Плавающий как железный топор».
