Она содрогнулась. Правда была очевидна.
В ночной рубашке, босиком она бросилась по холодным плитам прямо к окну и вцепилась в железные прутья решетки. Вставало солнце, начинался чудесный летний день — день, когда король и весь его двор отправятся охотиться на оленя в лесу Фос-Репоз. Но маркиза дю Плесси-Бельер не будет присутствовать на этой охоте. Вне себя от гнева Анжелика повернулась к мужу.
— Вы сделали это, чтобы я не смогла появиться на королевской охоте?!
— Как вы догадливы!
— А вы знаете, что Его Величество никогда не простит мне эту вопиющую бестактность, что он отошлет меня в провинцию?
— Именно этого я и добиваюсь.
— О! Вы не человек, вы — дьявол.
— Неужели? Так знайте, что вы — не первая женщина, которая делает мне столь лестный комплимент.
Филипп рассмеялся. Гнев жены даже сделал его разговорчивым.
— Если разобраться, то во мне не так много дьявольского, — продолжил он. — Ведь я поместил вас в монастырь, чтобы вы смогли духовно возродиться, предаваясь молитвам и покаяниям. Сам Всевышний не стал бы меня порицать.
— И сколько же я должна буду каяться?
— Посмотрим!.. Я подумаю. Самое меньшее — несколько дней.
— Филипп, я… я вас ненавижу.
Дю Плесси засмеялся еще громче, его губы растянулись, обнажая в жестоком оскале великолепные белые зубы.
— Ваша реакция просто восхитительна. Только ради этого стоило потратить усилия, чтобы запихнуть вас сюда.
— Потратить усилия!.. Вы называете свои действия потраченными усилиями? Да это настоящий разбой! Похищение! А я-то звала вас на помощь, когда этот зверь чуть не задушил меня…
Филипп прекратил смеяться и нахмурил брови. Он подошел, чтобы взглянуть на синяки на шее жены.
— Черт возьми! Парень перестарался. Впрочем, подозреваю, что вы доставили ему массу хлопот, а мой камердинер всегда выполняет приказы. Я приказал ему провести всю операцию как можно тише, чтобы не привлекать внимания ваших людей. Он проник в дом через дверь в глубине вашей оранжереи. Ладно, в следующий раз я распоряжусь, чтобы он постарался избежать насилия.
— Что? Вы планируете еще и «следующий раз»?
— Пока вы не будете укрощены — да. Пока не образумитесь, пока будете гордо держать свою упрямую голову, пока будете отвечать мне с такой же дерзостью, пока будете пытаться меня ослушаться. Я — главный королевский ловчий и отлично умею дрессировать злобных сук. В конце концов они всегда начинают лизать мне руки.
— Я лучше умру! — в отчаянии воскликнула Анжелика. — Вам придется убить меня.
— Зачем? Я предпочитаю видеть вас прирученной.
Холодные голубые глаза не отрываясь смотрели на Анжелику, и ей пришлось первой отвести взгляд. Им предстояла долгая и жестокая дуэль, но Анжелика уже не в первый раз участвовала в подобных сражениях. Она бросила вызывающим тоном:
— Полагаю, вы слишком самоуверенны, месье. Мне было бы любопытно узнать, каким образом вы собираетесь добиться цели?
— О! У меня широкий выбор средств, — с брезгливой гримасой заявил дю Плесси. — Могу посадить вас под замок. Как насчет того, чтобы провести несколько месяцев здесь? Или вот еще… Могу разлучить вас с сыновьями.
— Вы не сделаете этого!
— Почему бы и нет? Я могу лишить вас всех средств к существованию, могу держать на голодном пайке или заставить вас вымаливать у меня кусок хлеба…
— Вы говорите глупости, дорогой. Мое состояние принадлежит мне.
— Ну, это легко уладить. Вы — моя жена, а вся власть в семье сосредоточена в руках мужа. Я не настолько глуп, чтобы не придумать, как перевести ваши деньги на мое имя.
— Я буду защищаться.
— И кто же станет вас слушать? Я не могу не признать: вы достаточно пронырливая особа, и вам удалось завоевать расположение короля. Но после сегодняшней бестактности можете не рассчитывать на покровительство Его Величества. Засим разрешите откланяться, оставляю вас наедине с вашими молитвами, так как я не могу позволить себе пропустить момент, когда спустят свору. Думаю, вам больше нечего мне сказать?
— Только одно! Я ненавижу вас от всей души!
— Ну, это пустяки. Когда-нибудь вы начнете мечтать о смерти, лишь бы избавиться от меня.
— И что вы от этого выиграете?
— Я получу наслаждение от мести. Вы смертельно оскорбили меня, зато я увижу, как вы рыдаете, просите пощады, станете жалкой, опустившейся, полубезумной женщиной.
Анжелика пожала плечами.
— Какая заманчивая картина! А почему бы не камера пыток, раскаленное железо, прижигающее ноги, почему не дыба и переломанные кости?
— Нет, так далеко я не зайду. Оказалось, что ваше прекрасное тело в определенной мере привлекает меня.
— Надо же? Ни за что бы не подумала. Вы это умело скрываете.
Филипп, который уже стоял у порога, резко повернулся и сощурил глаза.
— Вы сетуете на мое невнимание, дорогая? Какой приятный сюрприз! Вам меня не хватает? Вы находите, что я принес недостаточно жертв на алтарь вашей привлекательности? Вам мало поклонения, которым окружили вас ваши любовники, и вы требуете того же от мужа? Мне показалось, что во время нашей первой брачной ночи вы не слишком охотно выполняли свои супружеские обязанности, но, возможно, я ошибся…
— Оставьте меня, — прошептала Анжелика, охваченная дурным предчувствием. Она почувствовала себя обнаженной и безоружной в своей тонкой ночной рубашке.
— Чем дольше я смотрю на вас, тем меньше хочу вас оставлять, — процедил Филипп.
Он прижал ее к себе. Анжелика вздрогнула, почувствовав, как к горлу подступили рыдания.
— Оставьте меня! Умоляю, оставьте меня!
— Я обожаю, когда вы умоляете.
Он поднял ее, словно пушинку, и бросил на монастырский тюфяк.
— Филипп, одумайтесь, мы же в монастыре!
— Ну и что? Неужели всего за два часа пребывания в этом святом месте вы успели принести обет целомудрия? Впрочем, меня это не остановит. Я всегда получал огромное удовольствие, насилуя монашенок.
— Вы самый омерзительный из всех мужчин, кого я знаю!
— Когда речь заходит о любви, ваш словарный запас иссякает. Где ваша нежность? — маркиз отстегивал перевязь. — Вам следует почаще посещать салон красавицы Нинон. Хватит притворяться, мадам. По счастью, вы сами напомнили мне, что у меня есть определенные обязанности, касающиеся вас, и я намерен их выполнить.
Анжелика закрыла глаза. Она прекратила сопротивление, по опыту зная, к чему оно может привести. Пассивная, безразличная, она подчинилась тягостным объятиям, принимая их как наказание. Остается только притворяться, сказала она себе; женщины, несчастные в замужестве, — а Бог свидетель, имя им легион, — поступают именно так, и во время супружеских утех вспоминают своих любовников или шепчут молитвы, отдаваясь пузатым пятидесятилетним мужчинам, с которыми их связала воля отцов, заинтересованных в браке. Конечно, у них с Филиппом все обстоит не совсем так. Ее муж не был ни пятидесятилетним, ни пузатым, и именно она, Анжелика, сама настояла на этом браке, и вот сегодня ей действительно впору локти кусать. Хотя уже поздно. Ей нужно получше узнать «хозяина», которого она сама себе навязала. Грубое животное, для него женщина — всего лишь вещь, способная без лишних изысков удовлетворить его физические потребности. Да, он был животным, но животным сильным и гибким, и так трудно было сопротивляться ему, оставаться безразличной и читать «Отче Наш». Филипп действовал напористо, он сразу же «пустился в галоп», ведомый одним лишь желанием, как истинный воин, который в пылу жестоких боев отвык оставлять место чувствам.
