Но перед тем как отпустить ее, Филипп позволил себе легкий жест, который позже Анжелика не раз вспоминала. Может быть, ей всего лишь показалось, как он дотронулся до ее шеи, нежно коснувшись синяков, оставленных цепкими пальцами слуги, и на долю секунды задержал руку для едва заметной ласки.
Через мгновение он уже стоял, глядя на жену зло и насмешливо.
— Итак, красавица моя, кажется, вы уже стали покорнее. Не сомневаюсь — скоро вы начнете ползать передо мной на коленях. А пока желаю вам приятного пребывания в этих неприступных стенах. Вы можете плакать, выть и проклинать судьбу. Вас никто не услышит. Монахиням приказано вас кормить, но они не должны выпускать вас за порог кельи. У здешних монахинь репутация отменных тюремщиц. Вы — не единственная особа, которую держат в заключении в этом монастыре. Приятного времяпровождения, мадам! Возможно, вечером вы услышите, как трубят рога королевской охоты. Я лично протрублю рог, специально для вас.
Выходя из кельи, Филипп издевательски хохотал, и его смех был отвратительным. Он умел смеяться, лишь упиваясь чувством мести.
После ухода Филиппа Анжелика еще долго лежала без движения, завернувшись в грубое покрывало, впитавшее в себя мужской запах, в котором можно было различить аромат жасминового масла и кожи. Она была совершенно разбита и измучена. К ужасу, пережитому ночью, добавилось раздражение от ссоры с мужем, а учиненное им физическое насилие окончательно лишило ее мужества. У отчаявшейся женщины не осталось никаких сил, она погружалась в оцепенение, близкое к полной отрешенности. Вдруг к ее горлу подступила тошнота, а на висках выступил пот. Несколько мгновений Анжелика боролась с позывами рвоты. Откинувшись на тюфяк, она почувствовала себя совершенно подавленной. Этот приступ тошноты и слабости лишь подтвердил симптомы, которые Анжелика не желала замечать весь последний месяц. Но теперь следовало признать очевидное. Страшная свадебная ночь в замке Плесси-Бельер, о которой она до сих пор не могла вспоминать без стыда, принесла свои плоды. Анжелика была беременна. Она носила ребенка, ребенка от Филиппа — мужчины, который ее ненавидел и который поклялся ей отомстить. От мужчины, который собирался мучить ее до тех пор, пока она не сойдет с ума.
На какую-то долю секунды Анжелика почувствовала себя сломленной, ей захотелось позволить событиям идти своим чередом, отказаться от борьбы. Ее одолевал сон. Спать, только спать! Когда-нибудь потом она опять наберется сил и отваги… Но сейчас неподходящее время для сна! Потом будет слишком поздно. Если не предотвратить гнев короля, ей угрожает вечное изгнание из Версаля и даже из Парижа.
Анжелика вскочила, подбежала к массивной деревянной двери и принялась молотить по ней кулаками, сдирая кожу. Она кричала, выла:
— Откройте! Выпустите меня отсюда!
Солнце уже залило светом келью. Сейчас королевские экипажи собираются в парадном дворе Версаля, а кареты приглашенных парижан минуют ворота Сент-Оноре. В условленном месте не будет только Анжелики.
«Я должна там быть! Должна! Если я навлеку на себя гнев короля, то я пропала. Только король может заставить Филиппа повиноваться. Во что бы то ни стало я должна появиться на королевской псовой охоте! Филипп говорил, что из этой тюрьмы я смогу услышать, как трубят охотничьи рога… значит, монастырь где-то в окрестностях Версаля! О Господи! Мне необходимо выбраться отсюда».
Но ее метания от стены к стене были бесплодны. Наконец в коридоре послышался стук тяжелых сабо. Появился проблеск надежды. Анжелика вернулась к своему убогому ложу и улеглась на нем с самым смиренным видом. В замке повернулся тяжелый ключ, и вошла женщина. Это была не монахиня, а служанка в перкалевом чепце и бумазейном платье. В руках она держала поднос.
Служанка буркнула «здрасьте» и начала расставлять на столе содержимое подноса. Оно оказалось небогатым: кувшин воды, миска, от которой исходил запах чечевичной похлебки с салом, круглый хлеб.
Анжелика с любопытством наблюдала за служанкой. Наверное, это единственная ниточка, связывающая ее с внешним миром, и другой возможности сегодня не представится. Нужно пользоваться случаем. Девушка нисколько не походила на грубую крестьянку, каких обычно монастыри нанимали для уборки. Скорее красивая, с большими черными глазами, сверкавшими от злобы, служанка призывно покачивала бедрами, скрытыми под бумазейными юбками, что недвусмысленно свидетельствовало о ее былой деятельности. Наметанный глаз Анжелики не мог ошибиться, и ее догадку подтвердило ругательство, сорвавшееся с губ девушки, случайно уронившей с подноса ложку. Несомненно, в прошлом красотка была одной из самых преданных подданных Его Величества Великого Кесаря, короля преступного мира.
— Привет, сестренка, — прошептала Анжелика.
Служанка резко повернулась и удивленно вытаращила глаза, когда увидела, как Анжелика скрестила пальцы, подавая знак, принятый между представителями парижского дна.
— Ничего себе! — воскликнула девица, немного оправившись от изумления. — Нет, ну ничего себе! Вот уж не ожидала… а мне сказали, что ты самая настоящая маркиза. Эх, бедная подружка, ты тоже попалась в силки мерзавцев из Общества Святого Причастия? Тогда пиши пропало! Эти стервятники никому не дают работать спокойно!
Она уселась на соломенный тюфяк в ногах узницы и поправила серую шерстяную косынку, прикрывавшую ее роскошную грудь.
— Уже целых шесть месяцев, как я торчу в этой дыре. Представь, какая тоска! Просто счастье, что я встретила тебя. Так хоть будет повеселее. Ты в каком квартале работала?
Анжелика сделала неопределенный жест рукой:
— Везде понемножку.
— А кто твой кот
[3]
?
— Деревянный Зад.
— Великий Кесарь! Везет, подружка, о тебе неплохо заботятся. Для новенькой ты вообще отлично устроилась. Ты ведь новенькая, это точно. Я тебя раньше не видела. Как звать-то?
— Прекрасная Анжела.
— Ну а я — Воскресенье. Меня так прозвали из-за привычки работать только по воскресеньям. Я так надумала, потому что хотела быть непохожей на всех остальных, и можешь мне поверить, это была отличная идея. Я все чудесно устроила. Меня можно было встретить только на церковной паперти. И, черт возьми, те же самые мужчины, нерешительные у входа в собор, совсем переменяются, стоит им немного поразмыслить во время молитв. Красивая девушка после хорошей мессы — почему бы и нет? Да у меня было больше клиентов, чем я могла обслужить. Но какой гвалт подняли эти добродетельные тихони и благочестивые! Можно подумать, будто весь Париж пропускал из-за меня воскресную мессу! Ха! Они из кожи вон лезли, чтобы меня арестовали! Даже до Парламента дошли, все требовали моего наказания. Эти благочестивые — сами они приспешники ада! А только ничего не поделаешь, сила-то на их стороне. И вот я здесь, у августинок из Бельвю. Пришел мой черед псалмы распевать. Ну а с тобой что случилось?
— Один любовник хотел держать меня взаперти, только для себя. Уж я заставила его попрыгать, пришлось ему здорово раскошелиться! А потом оставила его с носом. Не вышло у него меня вернуть! Но он решил отомстить и запер в монастырь, чтобы я тут сидела, пока не передумаю.
